Да, никогда уже не отыскать мне в густой роще генеалогических дерев семейную ветвь Ещиных или Хазановых. Потому так дороги отдельные листья — то немногое, что знаю, помню, что мог найти, прочитать, домыслить; немногочисленные, оставшиеся свидетельства: и среди прочих — дневник моего дяди, Владимира Ещина; его стихи, переводы, его автобиография, трудовая книжка; газетные вырезки, письма… Пять-шесть фотокарточек…
Отрывочные строчки дневника за 1912–1913 годы, в серой линованной тетрадке (дяде было тогда неполных двадцать лет), не прибавляют новых персонажей по материнской линии рода, но кое-что проявляют в натуре дяди Володи и его сестры-близнеца, Надежды, моей матери. Понятней становятся их замкнутость, затрудненность в общении, почти патологическая стеснительность. Понятней материнские приступы раздражения, даже попытка дяди к самоубийству.
Все начинается с Евы — все начинается с семьи…
ИЗ ДНЕВНИКА ВЛАДИМИРА ЕЩИНА
…Цель человека — иметь единую вольную душу…
Человек только один может и должен переделать самого себя.
Настоящий человек… (Обо мне этого не сказать.)
Не к лицу слабому человеку осуждать других…
Начал читать… не читается. Пошел гулять на Тверской бульвар… Так грустно стало. Это вечное одиночество… Когда оно перестанет окутывать меня?.. Вспомнил ее… Милая… Все-таки она дала мне минуты захватывающего, возвышенного восторга, минуты подъема и вдохновения… Скоро год, как я узнал ее. Дня точно назвать не могу: тогда я не вел еще дневника…
Написал стихи… (22 июня 1912, Москва)
РОМАНС
Я остался в шумном блеске зала,
В смутной и таинственной надежде,
Чтоб ко мне — средь ликованья бала —
Подошла она походной плавной
В углубленной бархатной одежде,
Улыбнулась нежно, как недавно,
Иль давно — не знаю — но как прежде…
Мучительно сознавать, что плохо поступают твои близкие, но еще хуже думать о своих собственных гадких поступках.
Моя беда, быть может, в том, что я ничем не способен увлечься… Всего касаюсь слегка: поэтому мне почти ничего не стоит оторваться от чего-нибудь. Для плохого — это хорошо; для хорошего — плохо…
Когда становится тяжело от людской ограниченности, себялюбия и непонимания, и я чувствую себя таким лишним здесь, в доме, и совсем одиноким, вдруг вспоминаю о Вас — такой светлой и вознесенно-весенней — и такой свежей и непосредственной; живущей там, в туманном северном городе (самом лучшем теперь из городов — для меня!) — и я уже не так одинок: я знаю, Вы меня поймете, — и проникаюсь благодарностью к своей печальной Судьбе…