А куклы! Тут уж художник постарался на славу, чтобы опорочить и оболгать! Где это видели вы, позвольте узнать, такие длинные носы у наших людей?! Такие большие рты? Такие тонкие ножки при толстом, простите, заднике?.. О рыбке уж не говорю. У неё вместо плавников просто-напросто голая женская… эта самая… как её… грудь! Да ведь это никакая не золотая, а настоящая порно-рыбка!.. Кого, спрашивается, завтра — из представителей нашей фауны или флоры — изобразят в порно-виде незадачливые авторы спектакля?! (Аплодисменты в зале.) Разрешите ваши аплодисменты считать…
ЗРИТЕЛИ (хором). Считайте!
СУДЬЯ: Далее… Далее… (Забалтывается.) Далее со всеми остановками… Осторожно, двери закрываются… Следующая станция — Стокгольм… Тише, граждане, вагон не резиновый… (Секретарь звонит. Судья приходит в себя.)…Но корыта старухе показалось мало, и она требует многокомнатный новый дом в загородной местности, что и получает. Здесь усматривается явная поллюция… вернее, пожалуй, аллюзия насчёт того, что, во-первых, наши квартиры нам якобы малы, а во-вторых, что якобы их нельзя получить в кредит или прямо за деньги… Только через рыбку…
Не стоит пересказывать всего, что наворотили автор и постановщики этого, с позволения сказать, представления. Однако не могу не добавить, что старуха — где-то, в общем, наш, простой человек — докатывается до того, что выражает совершенно монархическое желание стать царицей! Но и этого ей, понимаете, мало! «Не хочу я быть вольною царицей, — развязно заявляет она, — а хочу быть римскою папой!..» Как вам это нравится?! Баба, а куда лезет!.. Куда лезет, а?.. (Забалтывается.)…Помню, я ещё молодушкой был — тюремным надзирателем работал… Находился у меня в камере мужик один — раскосый весь, казах или якут — утверждать не буду… Плакал всё время и одно дудел: «Папу хочу, папу!» Жалко даже становилось: в летах мужик, а по отцу так убивается, папочку кличет. Как-то говорю ему: «Ну, где я тебе папу достану? Свидания не положены. Да и помер он, небось, давно, отец твой». Тут заключённый совсем до слёз зашёлся: «Зачем помер? — плачет. — Почему такие слова говоришь? В медчасти ходит, на улице ходит… Папу хочу!..» И рукой чего-то показывает. Пригляделся я и смекнул: бабу ему надо, вот чего, никакого не папу… (Секретарь так заслушался, что звонит только сейчас, с опозданием. Судья встряхивается.)…И ещё одно — о суфлёре, который тоже расселся здесь, на скамье подсудимых. Вместо того, чтобы творчески подойти к делу, обвиняемый на протяжении всего спектакля раболепно поддакивает автору, тем самым во всём соглашаясь с ним и разделяя его вину…