Сейчас все изменилось. Мэган верила, что монархия была будущим страны, а Шейн не мог дождаться, когда избавится от нее. Внезапно она вспомнила игру, в которую они играли в детстве, когда их дорогие родители были живы и они были еще настоящей семьей.
Они играли в любимую игру эдембургских детей, которая называлась «Короли и подчиненные». Сейчас Молли играла в нее со своими куклами, с нежностью подумала Мэган. Естественно, Шейн хотел быть королем, а Мэган была его подчиненной.
Он действовал так, как, ему казалось, должны действовать короли: помыкал ею и раздавал не требующие возражений приказы, в которых не было смысла.
— Иди и встань там, — говорил он. А когда она слушалась, он тут же приказывал ей встать где-нибудь еще. Когда она спрашивала, почему он поступает так нелогично, он отвечал, что именно так ведут себя короли. Если она пыталась возражать, он говорил, что подчиненные не имеют права спорить с королем.
Николас вел себя не так, подумала она. Он не пытался приказывать. Он говорил с ней как нормальный человек.
Он взволновал ее, кажется, она влюбилась в него.
Шейн убил бы ее, если бы узнал об их отношениях. А она была счастлива вспомнить каждую минуту их общения. Внимание к ней Николаса заставляло ее чувствовать себя настоящей женщиной. Шейн назвал бы его мастером обольщения. До свадьбы он был известен как принц-повеса, хотя теперь считается, что он стал примерным мужем. Не таким примерным, судя по его поведению с ней, подумала она.
Боже, о чем она только думает? Мэган закрыла рот рукой, когда поняла, какими греховными были ее мысли. Николас был женат па женщине, которую люди Эдембурга приняли. Как могла Мэган оправдывать его желание поцеловать ее, когда у него не было права смотреть ни на какую другую женщину? Но она ничего не могла с собой поделать.
Она представила его губы рядом со своими, потом долгий и вкусный поцелуй — такой, что голова шла кругом. Возможно, она действительно была аморальна, как сказал Шейн, когда узнал, что она беременна Молли.
Она верила отцу Молли, а оказывается, Кевин лишь использовал ее, когда говорил о своей любви к ней. Его посещения были непредсказуемыми, зависящими, как он говорил, от его рабочего графика. Однажды ночью он пришел к ней, сказав, что его мать умерла и что ему не к кому больше идти, кроме нее. Она не подозревала, что это был обман.
Шейн всегда говорил, что у нее чересчур мягкое сердце. Той ночью она действительно пожалела Кевина. Она позволила ему остаться и излить ей свое сердце. Когда он оказался в ее объятьях и положил свою голову рядом с ее, она и не подозревала, что он просто обольщал ее.