А последняя встреча оставила какое-то невнятное ощущение. Словно бы Евгений Максимович, — так же, как и Бордюжа, — что-то недоговаривал. И вот какая странная штука: что-то в интонациях голоса у него было общее с Бордюжей.
В начале января я пришел к нему и сказал:
— Я возбуждаю уголовное дело против Березовского.
— В связи с чем? — спросил Примаков.
— В связи с тем, что Березовский прокручивает деньги Аэрофлота в швейцарских банках. Прошу вашей поддержки, прежде всего — политической.
Тогда Примаков заявил не колеблясь ни секунды:
— Обещаю!
И все равно в этой искренней интонации Евгения Максимовича уже было что-то не то. Чего-то не хватало, я даже не знаю — чего… Участливости, что ли. Или тепла. Или уверенности.
Это тоже послужило мне сигналом: что-то сгущается над моей головой, собирается в тяжелое пороховое облако, вот-вот, еще немного — и из этого облака блеснет молния. С ощущением того, что эта молния, расколов облако, выплеснулась, я и уезжал к Бордюже.
Были и еще кое-какие сигналы, этакие приметы надвигающейся грозы. По линии Совета Федерации состоялась конференция по вопросам федерализма, на которой мне было предложено выступить с докладом. Я выступил. Выступление было вроде бы удачным, но после конференции я пожаловался Строеву:
— Егор Семенович, кожей чувствую: вокруг меня заваривается какая-то неприятная каша…
Он не стал опровергать, произнес коротко и совершенно определенно:
— Да. — Потом добавил: — Мы с Примаковым это знаем, потому и решили поддержать вас и предоставили на конференции слово в числе первых.
Тучи продолжали сгущаться. Имелась и кое-какая оперативная информация, подтверждающая мои опасения. Татьяна Дьяченко обронила небрежно: «Скуратова будем убирать».
Это было обидно: Дьяченко хоть и дочка президента, но всего лишь дочка. Что позволено Юпитеру, то не позволено быку, и уж тем более дочке. Как она может убрать Генерального прокурора страны, когда это не только не ее прерогатива, это не прерогатива даже ее отца? Но, видать, Татьяна знала, что говорила…
Главный военный прокурор Демин встречался с Виктором Михайловичем Зориным — первым заместителем директора ФСБ, сейчас Зорин работает в Управлении спецпрограммы — самом таинственном, пожалуй, управлении в службе президента. Так генерал Зорин, услышав мое имя, произнес недовольно:
— Напрасно он высовывается. У нас есть пленка… — Зорин не договорил, замолчал.
Недовольство Зорина было понятно: он дружил с первым заместителем министра финансов Петровым, а Петрова мы арестовали за взяточничество. Что же касается пленки, я даже не подозревал, что это такое, и спросил у Демина: