— Сержант Ковригин.
— Есть такой. Призван семнадцатого июня восемьдесят третьего года. И что? Чего вы хотите?
— Пришло извещение, что Артем Ковригин числится пропавшим без вести…
— Верно, — охотно согласился Коломякин, пролистывая бумаги. — Вот корешок-то. Посылали извещение, да. И вы говорите — пришло. То есть все в порядке. Если бы не пришло, тогда другое дело. Тогда бы вы с полным основанием могли спросить: где извещение? Почему нет? А оно пришло. Правильно?
Бронников попытался сглотнуть тягучую слюну, не получилось.
— А если насчет пенсии за потерю кормильца, так я вам сразу скажу: пропавшим без вести не полагается. Вот если бы он погиб — тогда другое дело.
И вопросительно уставился на Бронникова.
У Бронникова внутри застучало. Сволочь! Его спрашивают, где человек, а он отвечает: вот корешок, чего вам еще надо?
— Пенсия — особый разговор. При чем тут корешок? Мы хотели бы понять, в чем дело.
— В каком смысле?
— В простом смысле. Что значит — пропал без вести? Он ведь в армию ушел. В Советскую армию, а не в банду! И не в пираты. Должен же быть у вас какой-то учет!
Сорвался: сам понимал, что восклицания бесполезны. Но сердце стучало, в горле сохло, голос садился.
— А тут вдруг на тебе: пропал без вести. Это как может быть? Ведь не война! Почему у вас в мирное время люди пропадают?
В холодном взгляде Коломякина светилось удовлетворение. Бронников догадался: приятно Коломякину, что вывел надоеду из себя. И заставил нести сущую гиль: почему да почему. Как да как. Идиот: сам знает, а сам спрашивает…
Коломякин неопределенно хмыкнул и закрыл папку.
— Мирное время, — несколько саркастически повторил он. — Вы, простите, не знаю вашего имени-отчества…
— Герман Алексеевич.
— Вы, Герман Алексеевич, должны понимать. Мирное время — это да. Конечно. Советская армия, собственно говоря, и стоит на защите мира. Мы, так сказать, всеми силами. На то нас и ориентирует партия и правительство. В это нужно вникнуть. Но с другой стороны: вы знаете, где он служил-то?
— Знаю, — кивнул Бронников. — В Афганистане.
— Вот видите: в Афганистане! То есть исполнял интернациональный долг, — Коломякин легонько пристукнул кулаком по краю стола, как будто желая что-то окончательно прояснить. — В составе ограниченного контингента. Ограниченного контингента Советских войск, — и снова пристукнул. — Что ж тут непонятного?
— А понятного что? — возмутился Бронников. — Что вы словеса плетете? Вы ясно можете выражаться?
Тот посмотрел долгим взглядом, поиграл желваками.
— Ну а как вам еще объяснять, если вы простых вещей не понимаете?