— Анна Николаевна, сколько раз мы с вами об этом говорили…
— Неважно. Отвечайте.
— А как я себя должен чувствовать?
— Ну что вы в самом деле! Плохо — скажите «плохо»! Хорошо — скажите «хорошо»! Я должна записывать объективные показания.
Бронников хмыкнул.
— Скажу «плохо» — значит, сам себя считаю больным… скажу «хорошо» — так я и вовсе сумасшедший.
— Почему сумасшедший?
— Потому что только сумасшедший может себя здесь хорошо чувствовать.
— Вот как…
Бронников внимательно посмотрел ей в глаза. Теремкова откинулась на спинку кресла, поднесла руки к волосам, поправляя прическу.
— То есть опять себе глупостей навыдумывали? Ну хоть расскажите тогда, каких.
Бронников покусал губу.
Прихорашивается. Даже малость кокетничает. Не тот сегодня у нее стих… не душевный. Голос холодный. «Расскажите тогда». Как будто сама не знает. Знает: не только лечит больных, но и калечит здоровых. Или, во всяком случае, ее руками это делается. Да только самой себе признаться боится… Володя Семаков закричал в кинотеатре, когда на экране появился Сталин и в зале раздались аплодисменты: «Кому вы хлопаете, мерзавцы?! Палачу!» Теперь она его исцеляет… не знает, за что? И Савушкина она ведет… тоже не в курсе, по какой причине упекли?.. В курсе, да только дочка растет, и манна с неба не сыплется, и деваться некуда… и за комнату платить, и за уголь.
А попробует пикнуть — таким пинком на улицу выкинут, что небо с овчинку покажется: ни угля, ни комнаты…
Вздохнул.
— Да вы и сами все знаете, Анна Николаевна.
— Я знаю, что больных надо лечить, — твердо сказала Теремкова. — Вот что я знаю. Ну, дело ваше. Не хотите — не рассказывайте.
— Хорошо, — согласился он. — Слушайте. В шестой палате мальчик такой есть — Митя Масленников. Знаете?
— М-м-м… Масленников?.. Это Корниловой палата.
— Ну, неважно, видели ведь?
— Видела. Милый мальчик.
— Очень милый. Очень умный. Светлая голова. Девятнадцать лет. Так вот. Первая беда Мити Масленникова состоит в том, что он умеет читать. Вторая — что он своим опасным умением имел несчастье воспользоваться…
Теремкова хмыкнула.
— Вы не смейтесь, я серьезно. Он стал читать Советскую историческую энциклопедию, и это сразу поставило его на край беды…
— Почему же?
— А потому, — сказал Бронников, назидательно подняв палец, — что из энциклопедии нельзя вымарать всю правду. Кое-какие крупицы, как ни бейся, неминуемо остаются. Бедный мальчик обратил внимание на отдельные фразы. Например, «Незаконно репрессирован. Посмертно реабилитирован». Или: «Репрессирован. Посмертно полностью реабилитирован». Мало того, он заметил, что, как правило, жизнь этих знаменитых людей, попавших на страницы не газеты, не журнала, а эн-ци-кло-пе-дии (Бронников снова поднял палец), оборвалась примерно в один период времени: года этак с тридцать седьмого по сорок первый. Понимаете?