— Я? Какие женщины? О чем вы?! — Шегаев оторопело взял ее ладонь. Ладонь была холодной и твердой.
— Все бабы ваши, да? — сказала Зоя, щурясь.
— Перестаньте!
— Гордитесь своими победами, — вздохнула Зоя и снова посмотрела на него с неясной печалью. — Гордитесь…
— Вы огорчаете меня, — сказал Шегаев, понимая, что Зоя пытается его заморочить, но, с другой стороны, готовый отдаться этой мороке — настолько соблазнительно и быстро она развивалась. — Я хочу только!..
— Ну хорошо, — перебила она. — Теперь мне пора идти. Может быть, я и правда зайду ненадолго. На минутку. Хотя вряд ли. Не знаю. Скажите все же адрес. Часов в девять. Будете дома?
Шегаев поднес к губам ее ладонь, поцеловал, стараясь, чтобы ничто из того, что пронеслось в голове (придется нарушить планы! не поспеет на поезд! ехать утром! Капа будет волноваться!..), не отразилось на лице.
— В девять? Да, приходите. Буду ждать. Только, видите ли…
— Что?
— Я пошутил. Глупо, конечно.
— То есть?
— Я не навсегда уезжаю. На несколько дней.
— Так и знала, что врете, — сказала она. — Зачем врать? — Холодно пожала плечами. — Тоже мне шутки… Впрочем, все равно. Чем быстрей, тем лучше. — И потребовала, нетерпеливо постукивая носком туфли о каблук другой: — Говорите адрес, я запомню!
Усмехаясь, Шегаев сказал переулок, дом, этаж.
— Направо. Такая зеленая дверь, приметная. Увидите.
— Ну хорошо. Нет, нет, не провожайте сейчас, не надо! — она решительно поднялась, увернувшись от его неловкой попытки дотянуться губами до щеки.
— Зеленая! — повторил он. — Не ошибитесь!
Зоя уже быстро стучала каблуками по сырому скользкому булыжнику, наклонив голову и так прижав ладони к груди, будто шла против сильного ветра…
Следующие полтора или два часа он ходил по комнате. Смотрел на часы. Стрелки дурили, и пару раз он даже подносил «луковицу» к уху, слушал, тикает ли. Садился, смотрел в окно, снова расхаживал.
Почему-то это новое, так странно и неожиданно образовавшееся приключение совершенно не доставляло ему радости. Солоноватое предвкушение скорой развязки тоже почти не волновало, а только неприятно нервировало.
То и дело, присев на стул, он, представляя, что будет, когда (и если) она придет, задумывался — а не уехать ли все же? еще можно уехать!..
Конечно, это обман, но ведь не худший обман, чем тот, в который он уже ввязался!.. Как, вообще, прожить человеку, коли он отягчен хотя бы даже простейшими понятиями о долге и чести?! Буквально каждый шаг опутывает его новыми обязательствами…
Да, уехать! — это все-таки меньшее из зол, меньший из обманов, потом он объяснит, придумает что-нибудь!..