Гуго довольно сдержанно поблагодарил:
— Вы слишком добры, синьора. Я, конечно, с радостью воспользуюсь случаем поближе узнать знаменитую музу своего брата.
Синьора Бьянкона улыбнулась.
— Разве он так называл вам меня? Правда, это название в ходу в нашем интимном кружке. Ринальдо сам дал мне его, когда я руководила его первыми шагами на артистическом поприще. Несколько романтическое прозвище, в особенности по немецким понятиям, не правда ли? У вас, на севере, едва ли возможны музы.
— Почему же? — спокойно возразил капитан. — Напротив, они существуют, только есть незначительная разница. У нас музы идеальны, они парят на недосягаемой высоте, здесь они — прекрасные женщины, и только. Неоспоримая выгода для артистов.
Эти слова были сказаны в виде комплимента и тем же шутливым тоном, который приняла сама Беатриче; тем не менее она скользнула по лицу капитана пытливым взглядом, заподозрив насмешку, и ответила довольно резко:
— Признаюсь откровенно, лично я не питаю ни малейшей симпатии к северу. Только в силу необходимости я пробыла там некоторое время и свободно вздохнула лишь тогда, когда надо мной вновь развернулось небо Италии. Мы, южане, совершенно не в силах подчиняться педантически строгим правилам, сковывающим ваше общество и налагающим цепи даже на артистов.
Гуго равнодушно оперся о мраморную балюстраду террасы и холодно возразил:
— Мой Бог, они же не имеют никакого значения! Их попросту разрывают, и человек становится вольной птицей. Рейнгольд отлично доказал это, отрекшись и от своей родины, и от этих самых педантически строгих правил… Впрочем, заслуга здесь принадлежит исключительно вам.
Беатриче вдруг начала обмахиваться веером, несмотря на то, что вечерний ветерок и без того навевал прохладу.
— Что вы хотите сказать? — быстро спросила она.
— Да ровно ничего. Я думаю лишь о том, что, должно быть, весьма приятно сознавать, что держишь в руках судьбу человека, даже судьбу целой семьи, после того как сорвешь с кого-нибудь «цепи». В таких случаях чувствуешь себя в некотором роде земным провидением… Не правда ли, синьора?
Беатриче слегка вздрогнула при последних словах не то от удивления, не то от гнева. Их глаза встретились, однако на этот раз они смерили взором друг друга, как два врага. Глаза итальянки метали искры, но капитан так спокойно выдерживал ее взгляд, что она сразу почувствовала всю трудность предстоящей борьбы с обладателем этих ясных глаз, так дерзко бросившим ей вызов.
— Мне кажется, у Ринальдо есть все основания быть благодарным этому провидению, — гордо возразила она. — Он мог погибнуть в обстановке и среди людей, совершенно недостойных его, если бы оно не пробудило в нем гения и не указало ему путь к славе.