* * *
Под осень Волчок оказался на самой границе с Китаем, около селения Нарынкол. Он окончательно сделался «пастухом» овечьих отар и питался только бараниной. Отсюда, из посёлка Сумбе, всё лето уходили отары китайских овец к Алма-Ате. Сотни километров их сопровождали волки.
Огромная «связка» из десяти тысяч овец медленно брела по степи, разбитая на семь отар. Тонны первосортного мяса шли на своих ногах за четыреста километров. Овец гнали по десять километров в сутки, с остановками по нескольку дней на хороших пастбищах. Вернее, не гнали, а пасли. За весь перегон овцы должны будут не потерять, а прибавить свой вес.
Впереди отары на низкорослой, гривастой лошадке ехал чабан с длинной палкой в руках. Он временами ударял ею по земле, а две пустые жестяные банки из-под консервов, привязанные на конце палки, грохотали на всю степь. Это был ориентир для овец. На звуки «консервного гонга» они брели, опустив головы и пощипывая на ходу траву.
Ни одна отара не обходилась без вожака-козла. Два-три рогатых бородача шли впереди от самого Китая. За ними послушно плыла по степи овечья лавина. Захромавшие овцы тащились сзади. Всё замыкали солидные, ко всему равнодушные вьючный бык и верблюд с палатками, продовольствием и таборным имуществом чабанов.
Два чабана ехали сзади отары и дремали в сёдлах. Беспородные псы, неказистые на вид, были незаменимыми помощниками чабанов. Эти дворняги, высунув языки и опустив хвосты, плелись самыми последними, за лошадьми хозяев. Казалось, их ничто не интересует и они смотрят только себе под ноги. Но стоит одной овце отбежать в сторону или отстать, как заросшие свисающей шерстью глаза собак сейчас же замечали этот непорядок. Безразличный вид псов мгновенно исчезал. Собаки оживлялись, навастривали уши, их хвосты энергично взлетали на спину и закручивались «калачами». Они мчались к овце-нарушительнице и возвращали её в отару. Собакам не надо было даже подавать команду. Они сами внимательно следили за порядком в отаре.
Так монотонно проходили дни один за другим, и перегон тянулся месяцами.
Днём Волчка не было видно. Но он неотступно следовал за отарой, прячась за буграми и в промоинах. Забегая вперёд, он пропускал овец и плёлся сзади. Случалось, что безнадёжно захромавших овец чабаны прирезали. Выброшенные внутренности ночью съедал Волчок. Из одного оврага ветерок принёс чуткому носу волка знакомый запах мелких грызунов-полёвок. Тысячи их норок сплошь источили южный склон, и от множества выходов земля стала похожей на соты. Бисер следов полёвок разбегался во все стороны по песку, образуя тропинки. Ходы были мелкие, под самой поверхностью, и переплетались друг с другом сплошными лабиринтами. Волчок долго пировал здесь, легко вскрывая в рыхлой земле мелкие норки полёвок, и даже не лапами, а носом, как кабан. С тридцатью полёвками в желудке под утро он побежал догонять «свою» отару.