— Мы уже недалеко от Комнаты Наверху, — сообщила Баг. — Посмотри, как высоко ты меня завел. Но в одном Циснерос права.
— В чем?
— Ты не можешь привести меня в Комнату Наверху. Ты окажешься заперт. Назад хода нет.
— А ты? — Мне нравилась линия выреза на ее панталончиках.
— Я уже заперта. У меня нет тела, в которое можно вернуться. Мое нынешнее, как я понимаю, обеспечил мне ты. — Наклонив голову, она сквозь очки оглядела бюстгальтер и трусики. — Думаю, потому-то я и ношу до сих пор очки.
— Я не против помочь тебе добраться до Комнаты Наверху, — сказал я. — Но почему ты не можешь войти туда сама?
— Я не могу двигаться вверх, только вниз, — объяснила Баг. — Забыл, что ли, я ведь мертвая? Если бы у меня был мой редактор — ResEdit, я могла бы… Вот дерьмо! — Тут тоже оказался телефон. Пока он не зазвонил, мы его и не видели. — Это тебя, — проговорила Баг, передавая мне трубку.
Не успел я произнести «Алло!», как уже рассматривал заляпанный водяными пятнами потолок Приемного зала. Заскрипели ботинки. Служитель помог мне выбраться из ящика. Клайд.
— Уже четыре сорок пять? — с удивлением спросил я.
— Когда развлекаешься, время летит, как птица, — усмехнулся он.
— Угадай, кто здесь? — спросила мать.
Я услышал, как сливается вода из туалетного бачка в ванной.
— Я не хочу ее видеть.
— Она притащилась сюда из самого Салема, — с упреком проговорила мать. — И привезла твое барахло.
— И где же оно?
— Пока у нее в машине. Я не разрешила внести его в дом, — объяснила мать. — Потому-то она и плачет.
— И вовсе она не плачет! — прозвучал чей-то резкий голос.
— Господи Боже мой! — воскликнул я. — Он что, вместе с ней?
— Она не хочет тащить все это назад, — пояснил тот же глубокий голос.
Снова зашумела вода из бачка. У матери в ванной два унитаза: для нее и для меня.
— Я в отпуске, — заявил я. Ручка на двери ванной начала поворачиваться, и я решил отправиться на прогулку, а когда вернулся, их уже не было. На газоне валялись мои шмотки.
— Можешь вырыть яму и присыпать их, — поджав губы, заявила мать.
На следующее утро в Приемном зале я оказался первым. Однако вместо того чтобы помочь мне открыть свой ящик, Скрипучие Башмаки, то есть Клайд, служитель, дал мне подписать какую-то бумагу.
— Я уже подписывал согласие, — возразил я.
— Это мы дополнительно страхуемся, — пояснил Клайд.
Я подписал.
— Вот и хорошо, — улыбнулся он. Улыбка была не из самых чарующих. — А теперь ложитесь. Вдохните поглубже. — Ящик скользнул в пазах. Я набрал полную грудь витазина и словно очнулся от сна в строго обставленной гостиной с бежевым ковром на полу, диваном и креслом. Шемизетт стояла у высокого окна в бюстгальтере цвета топленого молока из жаккардового атласа с рельефными чашечками, глубоким вырезом и широко расставленными бретелями. На передней части трусиков из той же материи красовалась прозрачная вставка. Шемизетт держала в руках чашку и блюдце того же цвета. Пейзаж за окном состоял из зеленых холмов, бесконечной цепью убегающих к горизонту.