Он впился глазами в лица генералов. Как, почему они посмели принести такое ему? Что это: начало предательства, генеральская глупость или страшная попытка испытать его на прочность?! Он вглядывался в их глаза, пытаясь найти ответы на свои вопросы, но лица генералов оставались бесстрастными. Они ждали его реакции.
В его силах было вызвать Лаврентия и одной фразой уничтожить, стереть в порошок этих людей... Но что-то и тут сдерживало его гнев. Может быть, сознание того, что как-то подспудно уже давно догадывался, знал, что такой план существует, что сценарий его смерти уже расписан и доложен Гитлеру. И что враги, его написавшие, почти имеют на этот сценарий право... Потому что не он, а они стоят сегодня под Москвой и разглядывают в бинокли кремлевские звезды на горизонте!
...А может, Шапошников и Голиков по-своему отрезают ему пути к бегству, к перемирию с немцами, которое предлагал ему юркий швейцарец Гульфинсон?
Он вгляделся в лица генералов. И вдруг понял, что никогда не попадет в плен и никогда не пустит себе пулю в висок.
— Когда мы разгромим этих мерзавцев, мы будем их судить всем миром и по закону. И на этот суд мы пригласим все народы.
Сказал — и коротким жестом опять пригласил их к карте.
Сталин шел по Красной площади, всматриваясь в очертания Мавзолея, словно пытаясь расшифровать в геометрии его строгих ступенчатых контуров некий тайный знак, ключ к неизвестному, близкому и грозному будущему.
Итак, враги готовят ему позорную казнь; впрочем, не только ему, но и всей Красной Республике, прообразу "земшарной республики Советов". И кажется, нет на земле никакой силы, которая бы спасла от гибели, неумолимо надвигающейся под звуки тевтонских боевых маршей. Кажется, некому уже противостоять танковым колоннам, режущим своими клиньями на части русское пространство, и Красный Всадник разрублен топором разгневанного Вотана. Словно и не было прежних времен, когда Красная Вера совершала невозможное, приводила в движение миллионные массы, когда командиры под Красными Знаменами вели к победе революционные полки; когда за считанные годы, словно в сказке, появилась сложнейшая, работающая, как часы, Красная Машина. В те времена люди, принадлежавшие к старому, уходящему миру, не могли понять, как возникали заводы, встававшие в глухой Тайге, магистрали, пересекавшие страну вдоль и поперек, как проложен Северный морской путь. Удивленно следили за полетами Чкалова и смотрели на фотографии, где Красное Знамя развевалось над Полюсом.
Но теперь все изменилось. Красная Машина наполовину сломана, искорежена и работает со страшным скрипом, хрипя и задыхаясь. Красной Армии больше нет. Командиры и комиссары по-прежнему зовут в атаку и первыми встают из окопов, но солдаты там и тут вжимают головы в плечи, чтобы встать с поднятыми руками, идти бесконечной вереницей в немецкий плен.