Дело, как помним, кончилось тем, что их благородие есаул Листницкий сразу после теоретической дискуссии написал донос их благородию командиру полка на неблагонадежного хорунжего... Вот такое было сложное, противоречивое, переломное время.
ОДНАКО, ПОСКОЛЬКУ ПРИЗЫВ
"варварской лиры" большевиков к миру не был услышан и война разгоралась всё жарче, то Ленин выдвинул лозунг превращения войны империалистической в войну гражданскую. Ах, как ужасно! Да? Братоубийство! Вы за "гуманизм без границ"? Недавно мы получили образчик такого "гуманизма" на страницах "Нашего современника". Там Станислав Куняев приводит в своих воспоминаниях такие строки одного ныне почившего поэта об Отечественной войне:
Навеки неизбывна, дорога.
Печалит душу всякая утрата.
Не хвастайся, что убивал врага,
— Ты убивал обманутого брата...
Вот оно что. Оказывается, это брательники в 1941 году нагрянули к нам с танками, самолётами и душегубками, это несчастные жертвы обмана почти четыре года терзали и грабили нашу Родину, насиловали наших жен и сестер, убивали младших братьев. Написано это было в феврале 1988 года, в дни самого лихого разгула демократии, сбивавшего с ног и вышибавшего мозги даже у иных фронтовиков, среди которых, кстати, я лишь однажды встретил такого, который хвастался тем, что убивал. Это был Виктор Астафьев: "Я из карабина в Польше врага убил..."И тут же легко и просто рассказал, как это произошло, при каких обстоятельствах, кем был убитый, как выглядел. Сам рассказал при всем честном народе, никто его не понуждал: "Котелок у него на спине под ранцем был...Цель заметная. Под него, под котелок, я и всадил точнехонько пулю..." В спину. Со смаком: "точнехонько"... И уж вовсе не встречал я фронтовиков, которые, как уверяла Юлия Друнина, говорили бы, что на войне не страшно. А если Ахматова писала "Не страшно под пулями мертвыми лечь", то ведь это о другом.
У Толстого в "Казаках" есть такая сцена. Старый казак Ерошка, в прошлом сорви-голова, зашел к юнкеру Оленину. Сидят они вдвоем, беседуют, пьют водку, крепко уже набрались. Гость, облокотившись на руку, задремал. Вдруг послышалась веселая песня.
"Это знаешь, кто поет? — спросил старик, очнувшись. — Это Лукашка-джигит. Он чеченца убил. То-то и радуется. И чему радуется? Дурак! Дурак!
— А ты убивал людей? — спросил Оленин".
Да, служилый казак Терской линии Ерошка не мог не убивать врагов. Но вот какое действие произвел на него вопрос любопытствующего юнкера: "Старик вдруг поднялся на оба локтя и близко придвинул свое лицо к лицу Оленина.