Против меня начался настоящий террор. Незнакомые люди неоднократно звонили домой: ночью, рано утром. Звонили с угрозами: "Ты теперь не жилец, мы тебя убьем, а работы уничтожим". И эти угрозы имели под собой основание. Потом мы с сыном обнаружили, что из тринадцати работ по крайней мере восемь были повреждены ударами рукой, кулаками. Но смелости не хватило облить их бензином, кислотой или пырнуть ножом. Кто это делал, как?..
А пока в ЦК КПСС, лично Брежневу, в разного рода общественные организации со всех концов Советского Союза от Одессы до Биробиджана летели гневные письма, телеграммы. Послал свою жалобу тогда и один белорусский художник, ныне проживающий то ли во Франции, то ли в Израиле. Не оставлена была без внимания и "мировая общественность". Писали в ООН, ЮНЕСКО, в "Нью-Йорк таймс". Без устали вещали об "антисемитской" работе "Свобода", "Голос Америки", не считая других подголосков. Со многими письмами, даже на имя Брежнева, с переводами статей меня пытались знакомить. Я расписывался, что "ознакомился", брезгуя их читать. Потому что глубоко убежден: ни в одной моей картине не было и капли лжи. Но я коснулся темы, на которую было наложено жесткое табу, — преступление сионизма против человечества, и прежде всего против своих же соплеменников.
Серию этих картин, под благовидным предлогом персональной выставки художника Савицкого, а как мне потом стало известно, по предложению Юрия Андропова, затребовали в Москву. Выставка была на Крымском валу, к ней добавили несколько моих работ с Третьяковки, но закрыли ее раньше срока. Скандал не стихал. В конце концов в мастерскую приехал Петр Машеров и сказал: "Я, вообще-то, понимаю, почему весь этот сыр-бор. Настоящая правда многим не нравится. Но у меня к тебе все-таки личная просьба — убери ты эту звезду. Так надо".
Я уважал Петра Мироновича, потому, немного поколебавшись, согласился, сказав, что выполню его просьбу. Но поставлю другой знак, знак раввина. Он сказал: ставь что хочешь, только убери звезду Давида! И я поставил вместо нее — сиреневый треугольник и желтую полоску. С такими знаками были в Бухенвальде. Не много, но были. Я видел. Евреи знают, что это за знак, но шума не подняли.
Кстати, в серии "Цифры на сердце" была и еще одна работа под названием "Отбор". Там в группе обнаженных девушек разных национальностей, которых фашисты отобрали для уничтожения, можно узнать польку, венгерку, русскую, хорошо узнаваема и еврейка. Я подходил объективно — в ряду других европейских народов страдали, гибли и евреи. Но не меньшие муки пережили и другие. Теперь, по прошествии времени, я хорошо понимаю, почему был раздут этот вселенский скандал. Я был один из немногих художников-свидетелей того, что в действительности происходило в фашистских концлагерях. Подлинных свидетелей. А это не вписывалось в концепцию Xолокоста".