* * *
Занятия с моим двенадцатилетним грузинчиком шли своим чередом. И это были очень интересные занятия. В самом скором времени я обучил мальчишку всем русским буквам.
От меня он впервые узнал, сколько дней, месяцев и сезонов в году. И сколько дней в неделе. И какими словами это всё называется. Причём, что особенно важно, я заставил его это всё выучить не только по-русски, но и по-грузински: по моему приказу он спрашивал нужные слова у родителей, те ему говорили (а раньше рассказать ему об этом не догадывались!), нужные слова он записывал на своём языке и — выучивал-выучивал-выучивал!..
С помощью необыкновенных педагогических ухищрений я сумел объяснить ему разницу между мягким знаком и твёрдым знаком. Потом втемяшил ему в голову, что в русском языке, в отличие от грузинского, произношение слов может довольно сильно отличаться от их написания; для того же, чтобы это усвоить, надо постичь сложную систему записи русских слов с помощью фонетических знаков. Так же как и в английском языке, который мы тоже учили.
И мой ученик и постигал, и выучивал, и осваивал.
С помощью дорогого шведского компьютера с огромным экраном делать это было особенно увлекательно.
В «простой» школе никакой отличник ни в каком классе не получал того, что узнавал от меня этот мой двенадцатилетний ученик — ещё недавно совершенно дремучий и невежественный!
Я даже и не знаю, хорошо ли это.
* * *
Прошёл месяц октябрь — первый месяц моей работы у грузина Сократа. Настала пора получать зарплату, о чём мне и напомнил мой работодатель. После того как я завершил очередное занятие с его сыном, он вызвал меня к себе в кабинет и, усевшись вместе со мною на ещё не распакованный полностью мебельный гарнитур, — нечто кресельно-ящично-диванно-палочно-бумажное, стал мне отсчитывать причитающееся денежное вознаграждение: пятьсот рублей, тысяча, тысяча пятьсот, две тысячи, две пятьсот, три тысячи… и так пятисотрублёвыми купюрами до тех пор, пока торжественно не провозгласил: сто восемьдесят тысяч! Принимай, дорогой, свою честно заработанную зарплату! Спасибо, дорогой!
Деньги я принял, но пересчитав их дома, выяснил, что мой благодетель и хозяин ошибся и при том — в свою пользу: тысяч было не сто восемьдесят, а сто семьдесят девять. Разумеется, я ему ничего об этом так потом и не сказал. Человек ошибся — искренне, от чистого сердца. С кем не бывает! И на том спасибо, что вообще хоть что-то дал — Федя-то Белов, так тот и вовсе предрекал мне, что я от моего подозрительного грузина совсем ничего не получу. Дескать, уж ежели просвещённые канадцы оказались такими гадами, что так обдурили его, то чего же тогда ждать от дикого грузина! Но деньги я всё-таки получил, и они пришлись очень даже кстати, потому что в моей школе мне странным образом забыли начислить зарплату за месяц работы, и мне даже и этих жалких грошей и то не дали. А кроме того, на своей работе не получила зарплаты и моя супруга; но там уже забыли начислить деньги не ей одной, а ещё нескольким тысячам её сослуживцев по той фирме, где они все имели несчастье работать. Там такое практиковали постоянно — на два, на три месяца придерживали зарплату; где-то прокручивали эти денежки, получали от них доход, и уже изъеденными инфляцией, безо всяких там процентов отдавали в руки своим бесправным и безропотным работягам.