- Давай съездим за город! — предложил Андрей. — Недалеко от Всеволожска у меня есть небольшой домик, доставшийся мне от бабушки — признаться честно — не был там уже полгода. Надо бы проведать — что да как. — Мне было совершенно все равно, куда ехать — хоть в Монгольские степи, только бы подольше побыть рядом с этим мужчиной и я с радостью согласилась. Затарившись красным вином, сыром, какими-то фруктами мы отправились в путь.
Затея была довольно авантюрная — мы поняли это, когда с трудом протиснувшись по узкой проселочной дороге между огромными насыпями из снежных сугробов, остановились у ворот и не увидели дома. Виднелась только серая крыша, сам же домик утопал в двухметровом сугробе, зарывшись, как хомячок в вату. С трудом докричавшись до соседей, мы выпросили две большие фанерные лопаты и принялись расчищать дорогу к крыльцу. Целый час, в течение которого я вспомнила про себя все известные мне ругательства и даже придумала три новых, мы, наконец, смогли пробраться к входной двери и, отогрев спичками замерзший замок, вошли на веранду. Дом был старенький, замерзший, с облупившейся краской, но при этом наполненный памятью и внутренним теплом — как маленькая сухонькая старушонка. На веранде стоял стол, покрытый заиндевевшей на морозе клеенкой, на котором лежали замерзшие, покрытые прозрачной ледяной коростой яблоки. Я взяла одно в руку — оно стало оттаивать, пуская по моей ладони прозрачную влагу и неожиданно обдало меня сладким яблочным духом. «Может, если мое ледяное сердце взять в теплую ладонь, оно тоже оттает, как это яблоко?» — подумала я, но тут стало ясно, что плод этот совершенно не съедобен — в моей руке лежал мягкий, водянистый фрукт, последняя искра жизни которого уходила вместе с угасающим ароматом. Я отбросила яблоко в угол и вошла в комнату.
Потом мы топили печь, и пока она разгоралась, наполняя комнату теплом и запахом горящих поленьев, сидели на полу, прижавшись спина к спине, и пили вино, держа стаканы в замерзших пальцах. Чтобы как-то согреться, мы вспоминали свои тайские приключения и смеялись до слез, так, что казалось, весь дом содрогается от нашего хохота. Потом комната оттаяла, распарилась, как девка в бане, окна запотели, весь дом наполнился запахами и звуками — казалось, он счастлив, что в этот морозный вечер не остался в одиночестве. Мы стащили с кровати толстое ватное одеяло, постелили его на пол, возле печки, ели виноград и целовались до одурения. И мне так хотелось эту ночь, эти запахи, ощущения запомнить надолго — я давно не была так беспечно счастлива. Мы лежали, обессиленные от ласк, и оба понимали, что это лишь островок нечаянной и быстротечной радости, который скоро растает в тумане повседневности. Мы были так похожи — двое разочарованных людей, знающих о самих себе все самое плохое, никому не верящих, ничего не ждущих. Нам поздно было строить свой дом, уже не было ни времени, ни сил копать надежный фундамент, мы могли лишь наскоро сколотить красивый, но ненадежный фасад из фанеры, который вряд ли мог устоять при сильном ветре. Так стоило ли пытаться? Мы давно смирились с тем, что, как и наша гостеприимная избушка, встретим осень жизни в одиночестве, заметенные первым же ноябрьским снегом… Но эта ночь принадлежала только нам, и я знала, что запах мороженных яблок, медленно тающих на столе, будет преследовать меня еще очень, очень долго…