— Но все же? — настойчиво сказала Марина. — Вы с кем?
Он понял, что она спрашивает о его политических убеждениях.
Ответить было очень трудно. Вернее, даже невозможно.
— Что ты, Марочка, с места в карьер пристала к человеку? — нежно сказал Гаврик. — Не видишь, что он еще не совсем проснулся. Дай ему очухаться. Держись, Петя! Ты ее еще не знаешь. Хлебнешь горя.
— Хорошо, не буду, — послушно сказала Марина. — Об этом потом. В кого влюблен? — спросила она Петю, резко изменив тон.
— Почему ты думаешь, что я непременно в кого-нибудь влюблен?
Они снова незаметно перешли на «ты».
— Я тебя знаю. Ты всегда в кого-нибудь влюблен. Скажешь, нет?
— Допустим.
— Ага, сознался!
— Сознаюсь. Влюблен.
— Что? Серьезно страдаешь? — оживился Гаврик.
— Не страдаю, но…
Петя посмотрел на Марину и громко вздохнул, даже слегка повернул глаза вверх.
Вздохнул он исключительно для того, чтобы слегка подразнить Гаврика.
К его крайнему удивлению, Гаврик так и взвился.
— Ты это брось, старик, — сказал он тяжело и медленно. — А то знаешь… Лучше не трожь! — У него совершенно неожиданно неприятно оскалился рот и по-волчьи засветились глаза.
— Чудак, я же пошутил! — сказал Петя, слегка даже струхнув.
— Ну и я пошутил, — сказал Гаврик.
— Он у меня просто зверь, — заметила Марина не без гордости. — Ты его лучше не дразни.
— Ладно, проехало, — добродушно сказал Гаврик. Ему уже было неловко за свою глупую вспышку.
— Одначе, Петька, — сказал он решительно, — давай условимся так: ты вздыхай перед своей, а перед моей я сам буду вздыхать. Ну, не серчай. Это я потому, что сильно-таки ее люблю. Понимаешь, какое дело! Ты со мной согласна, любушка? — обратился он к Марине, слегка обнимая ее за плечи.
Она ничего не ответила, но одобрительно улыбнулась ему открыто, жаркой улыбкой.
— А ты ревнючий, — засмеялся Петя.
— Значит, любит, — сказала Марина. Гаврик оживился,
— Понимаешь, Петя, какое дело: мы сюда торопились как на пожар, боялись, что попадем к шапочному разбору, а у вас тут, в нашей знаменитой Одессе-маме, даже не чухаются.
— Ты насчет чего?
— Насчет того самого. Пора, братишка, брать власть в свои руки. В Петрограде, как ты знаешь, все прошло как по маслу. Почта, телеграф, телефон, Зимний — четыре сбоку, и ваших нет.
Гаврик говорил не без некоторого удовольствия, щегольнув новой поговоркой, которую сам только недавно услышал на станции Раздельная от одного морячка-дезертира из Дунайской военной флотилии.
— Здесь совсем другая ситуация, — многозначительно сказал Петя, немного задетый слишком лихим тоном Гаврика и не желая ударить перед ним лицом в грязь, для чего даже употребил в дело слово «ситуация».