— Добились-таки своего! А, сестричка, и ты здесь! — сказал он, заметив за спиной Гаврика Марину. — Все время ходите вместе?
— А как же! — весело ответила Марина. — Куда он, туда и я.
И, обняв Терентия, несколько раз поцеловала его в густые висячие усы с проседью.
— С победой вас!
Терентий взял ее за плечо своей большой рукой с плоскими желтоватыми ногтями и все с тем же выражением нежной гордости стал всматриваться в ее немного отекшее, побелевшее от мороза, оживленное и вместе с тем немного виноватое лицо, как бы все еще озаренное лунным светом.
— Гляди! — сказал Терентий ласково и погрозил ей пальцем. — Ты бы лучше дома сидела: в твоем положении бегать по городу не слишком полезно.
— А какое у меня положение? — засмеялась Марина. — Весьма обыкновенное. Другие женщины в таком положении целый день не отходят от плиты или от корыта, рожь жнут — и ничего. Всего четыре месяца.
— Ну не знаю. Тебе видней. Как думаете назвать хлопчика?
— Марат, — сказала Марина. Видимо, вопрос был уже решен. Помолчали.
— Ты зачем сюда явился? — спросил Терентий брата.
— Родион Иванович послал посмотреть обстановку. А сказать правду, здорово-таки захотелось тебя побачить и лично поздравить с нашей победой.
— Добре. Побачил. Поздравил. Посмотрел обстановку. За это тебе спасибо. А теперь езжай дальше, занимайся своими делами, а мы будем заниматься своими: тут у нас на путях целый эшелон с оружием, нужно его учесть и принять по акту. Потому что, хотя мы сегодня и победили, неизвестно еще, что будет завтра. Не так ли?
— Надеюсь, завтра будет то же, что и сегодня.
— И я тоже надеюсь.
— Хотя умные люди говорят: не кажи «гоп», пока не перескочишь, — сказала Марина.
— Мы уже перескочили, — сказал Гаврик.
— Давай бог, — вздохнул Терентий.
— Так до завтра.
— Утром пленум Совета.
— Знаю. Еду по району известить людей.
— Езжай.
— Счастливо оставаться!
— До завтра!
Когда они вышли на привокзальную площадь, небо в зените совсем расчистилось, но со стороны Дофиновки на город двигалась сплошная белая туча. Она лежала, как громадная плоская льдина, над озаренными луной крышами Пушкинской улицы и колокольней Андреевского подворья.
Мирно, по-дореволюционному светился циферблат вокзальных часов.
Гаврик засмеялся. Марина вопросительно посмотрела на него.
— Ты что?
— Понимаешь, Марочка, я по этим часам, когда был маленький, учился узнавать время. Считал по пальцам: одна, две, чечире… Девять и еще трошечки…
Она прислонилась на миг к его плечу.
Освещенная кострами, стояла в лунном небе каланча Александровского участка с коромыслом для вывешивания черных шаров. По их числу можно было узнать, в каком районе города горело. Шаров не было. Нигде не горело.