Она до сих пор так и не решилась пересказать Асташовой свой разговор с ее сыном во дворе.
– Знает. Он мне звонит. Подняться уже не может, но звонит.
– И что говорит? Я его во дворе встретила. Еще в апреле дело было, не хотела вас огорчать. Он грозил вас освидетельствовать и признать недееспособной.
– Да, он мне самой так и сказал по телефону. Надеюсь, ты его отбрила?
– Да отбрить-то отбрила, но надо что-то думать. У меня есть хороший адвокат, надо с ним посоветоваться.
– Вот и давай этим займемся. Он дорого берет? – спросила Лидия Григорьевна.
– Что вы, даже не думайте, я сама заплачу! – всплеснула руками Лина. – Вообще-то у папы с ним договор, он все оплачивает, и мои нужды тоже.
На дворе был уже совсем вечер, но Лина набрала номер Понизовского.
– Здравствуйте, Павел Михайлович, это Лина Полонская. Извините, если поздно.
– Ну что вы, Лина, время детское. Случилось что-нибудь?
– Наша соседка, то есть прабабушкина соседка, – уточнила Лина, – хочет завещать мне свою квартиру, а ее сын грозится объявить ее сумасшедшей. Вы можете помочь?
– Так сразу даже не скажу. Мне надо поговорить с вашей соседкой. Она может прийти на консультацию?
– Нет, она старенькая, а тут лестницы крутые. Сто лет обещают наружный лифт поставить, и все никак.
– Хорошо, подождите минутку, я посмотрю, нет ли окна в ближайшее время. Это ведь срочно, как я понимаю?
– Считайте, как у зубного. С острой болью без очереди.
В трубке наступило молчание, потом вернулся голос Понизовского:
– В ближайшую среду, в девять утра. Устроит?
Была пятница.
– Конечно, устроит!
В тот же вечер, когда Лина призналась Асташовой, она поговорила и со своими жильцами. Они проявили понимание, хотя и пожалели, что лишаются такой прекрасной квартиры. Лина разрешила им пожить до февраля, когда ей рожать, но они пообещали съехать пораньше, к Новому году. Ей же надо все устроить, мебель купить.
Понизовский пришел, как и обещал, в среду к девяти. Лина дожидалась его во дворе, сама открыла калитку и подъезд, чтобы он не возился с кодами.
– У нас тут лестницы крутые, – снова предупредила она.
– Ничего, меня еще не возят в коляске, – бодро откликнулся Понизовский.
Они поднялись на пятый этаж, Понизовский внимательно прочитал завещание Асташовой.
– Вы сами решили свою проблему, – улыбнулся он. – Завещали коллекцию государству. Ваш сын не сможет объявить вас недееспособной. Завещание можно оспорить только в целом, а государство ему не даст: оно заинтересовано в коллекции. Кстати, коллекция впечатляет. Особенно Моне.
– Но я хочу отдать коллекцию уже сейчас, – сказала Лидия Григорьевна.