– Вы что, его боитесь? – догадалась Лина. – Он… он вам угрожает? Так я на него управу найду.
– Ну, «угрожает» – это громко сказано, но… – Асташова замолчала надолго. – Твоя прабабушка его терпеть не могла. С ходу верно оценила, с первого взгляда. У нее голова была забита, прости, Линочка, всяким марксистским вздором, но суть человека она схватывала верно и моментально. Я сама не знаю, в кого он такой… Нет, знаю.
Опять наступило долгое молчание. Лина его тактично не прерывала, рассеянно следя, как курится парок над тонкими розенталевскими чашками.
– Я родила не от мужа, – заговорила наконец Лидия Григорьевна. – Мой муж… он хороший человек и большой ученый, но он не мог иметь детей. Он же был атомщик… Они рентгены хватали тут и там, у них это называлось «мазаться». В те времена все же делалось вручную, на коленке, на голом энтузиазме… Вот он и замазался. Только с рентгенами перебрал. «Технически», как они там говорили, он был здоров, у него был доступ к работе, а вот детей… Ну а я молодая была, мне детей хотелось…
– Он знал? – перебила Лина.
– Конечно, знал! – всплеснула руками Асташова. – Думаешь, такое можно скрыть? Мы с ним поговорили, и он сказал, что все понимает. Благословил, можно сказать. Тогда ведь не было никаких этих «инвитро» и прочих чудес. Да и не только в детях дело. Он сказал, что понимает: я молодая женщина, мне нужна половая жизнь. Попросил только, чтоб я действовала… ну… деликатно, что ли. Чтобы не было скандала, сплетен, пересудов… Для начала предложил мне развестись. Я отказалась. Я его любила. Обещала действовать деликатно. Но мы жили в закрытом городке, в «почтовом ящике». Там такие страсти кипели, на десяток Шекспиров хватит. И был там один… Зам начальника по внутреннему распорядку. Он на меня глаз положил, как тогда говорили.
– Так и теперь говорят, – осторожно вставила Лина, видя, что Асташова опять смолкла. – Он вас принуждал?
– Не совсем… Зря я с тобой об этом заговорила, ты еще маленькая, тебе рано…
– Мне восемнадцать лет, – сказала Лина. – И я давно уже все знаю. Меня, между прочим, в тринадцать пытались изнасиловать, пять лет назад. Возраст Суламифи. Вот странное дело: вроде не так давно это было, а кажется, будто сто лет прошло. Я уже совсем не такая… Даже не помню, какая я была тогда, в этом возрасте Суламифи.
– Такая же, как сейчас, – улыбнулась ей Лидия Григорьевна. – Добрая, храбрая, упрямая. Умная.
– Это все не то, – отмахнулась Лина, – я не помню, какая была внутренне. Не помню, что я чувствовала… Нет, опять не то. Что чувствовала, помню, а вот