Посчитав, что, несмотря на богатство выбора направлений, нельзя отдать преимущество какому-либо из них, решил, определившись по солнцу, идти на запад – все же ближе к дому. И потекли долгие часы утомительного похода. Его терзали сомнения в правильности сделанного выбора и все сильнее донимала жажда. Глядя на покрытые снегами вершины гор, он в предвкушении облизывал пересохшие губы. Вокруг стояла необычная, какая-то звенящая тишина, лишь изредка нарушаемая здешними обитателями. Степь, по которой он шел, жила своей жизнью: вдали проскакал табун диких лошадей, над головой, высоко в небе, парил коршун, выискивая жертву; внезапно он камнем упал вниз, и послышался душераздирающий предсмертный крик животного. Тяжелое ружье давило на плечо, мешало при ходьбе, и Егору очень хотелось оставить его здесь вместе с патронташем, а встретив людей, вернуться за ними. Окончательно выбившись из сил, Егор в отчаянии поднял ружье и по очереди разрядил оба ствола, затем присел на один из множества валунов, выглядывающих из травы. Из-за конусообразной возвышенности, находящейся примерно в полутора в километрах от него, показались всадники и помчались в его сторону.
От радости Егор чуть не заплясал, ощутив прилив энергии. Он закинул разряженное ружье за спину и бодро зашагал навстречу всадникам. Когда стало возможно их рассмотреть, тревога охватила Егора – уж слишком был необычен их вид. Остроконечные войлочные шапки, отороченные мехом, одежда мехом наружу, хмурые бородатые лица, за спиной у каждого виднелось что-то непонятное, искривленное, и только когда они достаточно приблизились, стало ясно, что это луки и колчаны, набитые длинными стрелами с перьевым оперением. Не доскакав до него метров двадцать, всадники – а их было пятеро – стали описывать вокруг него круги, изучая на расстоянии. Егора испугала мысль, что, если в нем им что-то не понравится, они оставят его здесь одного.
– Помогите! Хелп! Сос! – прокричал он и поднял руки вверх.
В воздухе что-то просвистело, и его туловище обвила ременная петля, в одно мгновение чудовищно сжав грудную клетку и мощным рывком швырнув его на землю, отчего он сразу выронил ружье. Егор испытал сильную боль, когда его протащили спиной по земле, и ободрал руки до крови, инстинктивно пытаясь ухватиться за что-нибудь. Когда его перестали тащить, он с трудом поднялся на ноги, желая выяснить, почему с ним так жестоко обошлись.
Но, оказывается, всадникам только и надо было, чтобы он поднялся на ноги, – они поехали дальше, пусть не с такой скоростью, как до этого, но Егору пришлось бежать довольно быстро. Два раза он падал, и тогда всадник, «буксировавший» его, останавливался, ожидая, пока он поднимется. В третий раз он специально упал и не вставал, показывая, что больше не может бежать. К нему подъехал всадник и что-то грозно спросил. Егор ничего не понял и в свою очередь стал спрашивать, каким тот владеет языком: английским, немецким, французским или испанским? Это выяснение закончилось тем, что всадник стал его бить кожаной плеткой, целясь в голову. Прикрывая лицо руками, получая обжигающие удары, Егор поднялся, и они продолжили путь. Больше он не падал, ни специально, ни случайно. Они прибыли в большое поселение, где их встретили в основном женщины и дети. Здесь ему надели на шею деревянные колодки, в которых намертво зажали руки. Жестом показали, чтобы он сел, и он без сил повалился на траву; его разгоряченное тело обожгла холодом земля.