— Он лечит. От старости.
Тогда Сивый обиделся, думая, что Емельян смеется над ним. А сейчас? Отступающий к двери, он уперся глазами в маленькую деревянную рамку, прилипшую к выцветшим бумажным обоям. Помятая черно-белая фотография смотрела на него сквозь пыльное стекло сегодняшним лицом Емельяна. Сколько с тех пор прошло?
— Двадцать лет! — услышав резкий голос, Сивый вздрогнул.
Емельян, казалось, заглянул в его голову.
— Черт возьми, Емеля! И ты туда же? — испуганно заорал он, с трудом сдерживая нервную дрожь, сотрясающую тело. Он боялся. Боялся мальчишки, читающего его мысли, боялся старого друга и учителя, по необъяснимым причинам молодеющего на глазах, боялся Седого с его бойцами.
— Успокойся, Серега! Прорвемся! Ведь мы — одна семья, — произнес Емельян, и вдруг подозрительно прищурился и резко спросил. — Ты кому-то сообщил о Славке?
Холодный взгляд скользнул по лицу Сивого, отчего у того подкосились ноги, а по спине поползли здоровенные капли пота. Пятясь к двери, он в очередной раз перевел взгляд с лица Емельяна на его фотографию. Бегающие глазки наполнились ужасом.
— Не может быть! — испуганно прошептал он и, пошатываясь, побрел к выходу из комнаты. — Двадцать лет…
Хлопнув дверью, Сивый нервно мотнул головой и, приходя в себя, тяжело вздохнул. После чего достал из кармана свободных штанов старенький телефон и стал набирать необъяснимо длинный номер. Его трясущиеся руки выдавали страх, который еще заметнее отражался на бледном, покрытом крупной испариной лице. Горячая влага собиралась в тяжелые капли, катившиеся по дряблым щекам. Закончив тиранить непослушные кнопки, он с трудом справился с грудным кашлем и замер, прижимая трубку к уху. Громко дыша, он прислушался к нудному длинному гудению.
Десять секунд… двадцать… наконец в трубке раздался щелчок.
— Оставьте сообщение на голосовой почте! — промурлыкал нежный голосок, сменивший противное гудение.
— Это я, Сивый! Мальчишка находится… — запинаясь от волнения, трясущийся вор с трудом продиктовал адрес.
Смахнув заливающий глаза пот, он упал в стоящее перед ним кресло.
Телефонная трубка вновь ожила, но привычная «Мурка» в этот раз больше напоминала похоронный марш.
— …Ты зашухерила всю нашу малину, и за это пулю получа… — скрежет хрупкого аппарата, рассыпающегося под каблуком тяжелого ботинка, оборвал любимую песню хозяина.
— Да пошли вы все! — рыкнул Сивый, бросаясь к выходу.
В последний момент он вдруг остановился и вернулся в комнату; торопливо подошел к окну; слегка отодвинув тяжелую занавеску, выглянул на улицу.
— Уже прибыли?! Оперативно работают, сволочи! — удивленно прошептал он, резко отстраняясь от стекла.