«Цезарь одобрит мой выбор, — думал он, — лучше иметь постоянную любовницу, чем временных простибул из фамилий нобилей и всадников».
Эрато подружилась с Лицинией, и Сальвий был отправлен отдыхать и лечиться в сицилийскую виллу Оппия. Эпистолы его, редкие и лаконические, не удовлетворяли жену, и она писала ему, заклиная богами чаще извещать о здоровье.
Однажды виллик, приехавший к Оппию с отчетом о хозяйственных делах, передал Лицинии маленькую табличку, на которой были нацарапаны два слова: «Приезжай, умираю».
Лициния разрыдалась.
— Не плачь, — шепнула спартанка, — мы поедем вместе…
Вызванный виллик подтвердил, что Сальвий очень плох, и прибавил, покачав головою:
— Он весь высох… не ест и не пьет… кашляет кровью…
Оппий не препятствовал поездке, и обе женщины, в сопровождении виллика, выехали на другой же день.
Вилла Оппия находилась у подножия Этны и белела мраморными колоннами сквозь зелень виноградников. Этна дымилась на голубом безоблачном небе, и ливень жарких солнечных лучей лобзал плодородные поля.
Сальвий, задыхаясь, медленно шел по дорожке, усыпанной морским песком. Он опирался на палку — длинный, бронзовый, тощий, как жердь.
Лициния бросилась к нему:
— О Сальвий, Сальвий!..
В ее крике была такая скорбь и мука, что виллик и Эрато отвернулись.
— Ничего, ничего, — шептал Сальвий, пошатываясь, и улыбка мелькнула по бескровным губам, — сядем… вот здесь, на траву… Я устал…
Виллик и Эрато удалились. Муж и жена молча сидели. О чем говорить?
Наконец Сальвий взглянул на Лицинию:
— Жена, столько лет борьбы — и все напрасно… Я все отдал — силы, здоровье, жизнь… А чего мы добились? Чего?.. Долабелла боролся, а популяр Цезарь, — хрипло засмеялся он, — частично утвердил его законы… чтобы задобрить плебеев…
Он закашлялся, голова поникла.
— Сальвий, мы доживем до лучших дней! Разве ты не веришь?..
— Верю, но не мы увидим эти дни… не мы поразим злодеев.. А как хотелось, Лициния, дождаться новой жизни!..
Слезы покатились по худому бронзовому лицу.
— Если не мы дождемся охлократии, дождутся наши дети…
— Дети? — вскричал он. — Но у нас с тобой, Лициния, нет детей!..
Да, у них не было детей. И жена подумала, что если бы у них был хотя бы единственный сын, жить было бы, возможно, легче.
«Он скрасил бы нашу трудную жизнь, а выросши, продолжал бы наше святое дело… О боги! Зачем вы послали нам голодное существование, вынуждавшее вытравливать плод?»
— Да, детей у нас нет, Сальвий, но они есть у других… И они будут бороться, как боролись их деды и отцы!
Сальвий молчал, голова его свесилась на грудь, а тело мягко повалилось на бок.