Боль увела его по ту сторону сознания, но она же и вернула. Возвращение получилось страшным. Живчику казалось, что все его кости не просто сломаны, а перемолоты в пыль, грудная клетка, превращенная в сплошной клубок нервных окончаний, словно побывала под многотонным прессом, сплющилась, не давая легким дышать, а сердцу биться. Каждый вдох или выдох сопровождался оглушительной, нечеловеческой мукой. Даже стоны и мольбы о помощи застревали в горле, не в силах преодолеть болевой барьер. Сквозь мутную, кровавую пелену, окутавшую слезящиеся глаза, мелькал призрачный, расплывчатый силуэт. До Кости доносился чей-то очень знакомый голос, он спрашивал, просил, кричал и даже угрожал, но слова терялись в тумане, разбивались на звуки и превращались в протяжную, вибрирующую тишину. А потом в плечо вошло длинное, тонкое жало, и мир покачнулся в последний раз, чтобы через мгновенье исчезнуть окончательно.
* * *
Первым в себя пришел Терентьев.
— Пошли! — не терпящим возражений голосом приказал он.
— Куда?! — тут же вскинулась Никитина. — Здесь отличная огневая точка, оба прохода идеально простреливаются. Мы можем долго…
— Не можем, — зло перебил старик и быстрым шагом направился к книжному шкафу, бурча под нос: «Бабы — они и есть бабы!»
— Генрих, — Терентьев обернулся, демонстративно не глядя на амазонку, — хотел я тебе перед смертью маленький секретик своего бывшего кабинета раскрыть, вот сегодня самый, что ни на есть удобный случай подвернулся.
Валентин Пантелеевич раскрыл стеклянные створки шкафа и принял совершенно неподобающую для ситуации и своего преклонного возраста позу. Широко раскинув руки, он поднял правую ногу и, отчаянно шатаясь на единственной опоре, навалился на книги таким образом, что руки его вдавили книги на верхней полке, а колено уперлось в корешок какого-то широченного фолианта на нижней. За стенкой раздался приглушенный металлический лязг и отчетливый вой сервопривода. Шкаф задрожал, потом резко дернулся, словно преодолевая значительное сопротивление, и с шумом отъехал на несколько десятков сантиметров вбок, обнажая узкий темный проход.
— Ну, это просто подло! — со смехом вскричал Вольф, первым бросаясь во тьму. — Я же все книги перебрал-передергал, но чтобы сразу три, да еще и цаплей…
Когда вся компания оказалась за пределами кабинета, а дверь в тайник вернулась на законное место, Генрих Станиславович укоризненно погрозил старому наставнику пальцем:
— Хотел я в коньячок слабительного подмешать, чтобы неизвестного расхитителя алкоголя наконец наказать, но, на твое счастье, наш нечистый на руку врач все запасы давно распродал. Да и пожалел я престарелого друга-выпивоху.