К неудовольствию сосредоточенно гоняющего по полу машинку ребенка, взрослые вели себя странно: много шумели, спорили, громко хохотали и постоянно стучали стаканами. И чем больше раздавалось стеклянного звона, тем жарче становилась их беседа.
— Я благодарен вам, — сказал дед нетвердым голосом и тут же поправился. — Тебе, конечно, тебе. За добрые вести, мудрые слова и обещания, в которые очень хочется верить. Но знаешь, мы с тобой, два важных мужика, сидим здесь, вроде бы принимаем исторические решения, но все это в действительности так мелко… Посмотри на моего внука. Ваня — самый главный человек во Вселенной! У тебя есть дети? Были… значит, ты понимаешь, должен понимать. Нет в нем никакого греха, ни малейшего. Ни корысти, ни подлости, ни лжи, — ничего. А что это, как не святость? Через сколько-то времени все изменится-переменится, но сейчас, прямо сейчас перед двумя старыми грешниками на грязном полу сидит ангел, кроха-херувимчик. Только свет и никакой тьмы.
Гость с неподдельным интересом смотрел на распаляющегося, уже нетрезвого деда и искренне кивал, со всем соглашаясь.
— На мне кровь, на тебе кровь. И грехи наши будут только множиться, до самого неизбежного финала. Но грешим мы ради ангелов, вот ради них берем всю тяжесть на душу. Наверное, только этим и спасаемся, только так и оправдываемся… Они — чистые, они искупят все дерьмо, всю накопленную нами и предками дрянь! Их поколение. Если не они, то потом некому будет.
— Я знаю, Александр Евгеньевич, знаю, — у незнакомца был приятный, сильный голос, — время опять подходит к концу… В этот раз все произойдет быстро, и никаких тебе двух тысяч лет на «обдумывание».
Пришла очередь удивляться Мальгину:
— Вы… Ты из этих, из фаталистов, что ли? Вот бы никогда не подумал!
— Наоборот, Александр Евгеньевич, наоборот. Я — оптимист. Неисправимый. Побитый жизнью, но верить не переставший. Потому и отдаю все борьбе — есть за что биться, убиваться… и других убивать. Апокалипсис не пощадил никого из моих — беременная жена и близнецы остались по ту сторону… Когда-то и мне хотелось туда же… Но есть люди, ради которых нужно жить самому — не для себя, но жить. Мы с вами, уважаемый Александр Евгеньевич, должны дать шанс другим, зубами прогрызть для них дорогу, ногтями прорыть путь. Для Ванечки, для всех динамовских и уралмашевских детишек, да и вообще для всех станций, даже для разнесчастных площадников, будь они трижды неладны!
Гость ненадолго умолк, затем, взвешивая каждое слово, медленно проговорил:
— Я многое про вас слышал. Плохого, хорошего, очень хорошего и очень плохого. Где правда, а где ложь — не разберешь. Одно ясно, торговаться с Вами бесполезно. Вы человек твердой воли, захотите — сделаете, не захотите… Да, я немало пообещал Ботанической, и обещания свои не только сдержу, но и ничего не попрошу взамен. Тут я честен. Но…