– Слава Повелительнице, Усул'ал'гонос, – поприветствовал меня он, присаживаясь за стол.
– Вечная слава, дядя, – я назвал его без должности и не по имени. Это был ответ на встречное завуалированное оскорбление. Говорить про кого-то без упоминания титула, значит выразить неуважение, а это прямой путь к вызову на ануори'эдоча.
– Я здесь, чтобы представлять тебя в трибунале, он состоится через три дня, – фасеточные глаза клаксоны были бесстрастны, но по состоянию принца я узнал, что родственничек рад моей оплошности.
– И что тебе нужно? – грубо ответил я.
– Всего лишь, чтобы ты подписал документы, – он протянул мне прозрачный лист тончайшего пластика, и включил голографический текст.
Я пробежался глазами по тесту и недоумённо посмотрел на дядю:
– Это шутка?
Сознание принца стало бурно протестовать, и я его понимал. Протянутые мне документы были соглашением на союз с первой дочерью главы Дома второго дагота.
– Нет, это требование твоего отца, если ты хочешь и дальше оставаться наследным принцем, – злорадству дяди принца можно было только восхититься.
Принц категорически был против подобного договора и, копнув в его сознании, я увидел почему, союз означал конец вольной жизни. Женские особи заправляли в империи клаксонов самым важным – продолжением рода. Только они выдавали разрешение на вступление в союз той или иной особи, а то, что мужчины занимали все высшие посты в империи, никого не обманывало. Никто не станет спорить с хранительницами, находясь в здравом рассудке, ведь если тебе не дадут выбрать спутницу, можно остаться без потомства навсегда. Конечно, находились фанатики, которым было всё равно, но и на таких находили управу, воздействуя целиком на их Дом.
Я понял, зачем отец принца устроил это представление. Ему нужно было морально подавить сына, чтобы тот принял нужное решение. Потеря одного корабля никого не волновала.
– А если я откажусь? – роль принца нужно было отыгрывать до конца.
– Трибунал, приговор и вот ты уже не служишь на Флоте, – предельно ясно ответил дядя.
Даже принц внутри меня вздрогнул от такой угрозы, невозможность быть военным автоматически делало меня неполноценным. Будь ты хоть трижды наследный принц, подобный приговор значил потерю всего.
– Хорошо, я согласен, – я взял лист в руки, читая брачный контракт, – но поверь мне, дядя, вы все очень скоро сильно пожалеете, что сделали это насильно.
– Как-нибудь переживём, – спокойно ответил тот, – с завтрашнего дня вы считаетесь едиными.
«Муж переезжает жить к жене», – с тоской прокомментировал принц.
Я усмехнулся, клаксоны сами того не желая протянули мне руку помощи.