Хорошо, что хоть про «десять р» не расспрашивает…
— А когда я стих… стихотворение буду учи-и-ить?.. — завёлся я опять.
— Ночь впереди. Мы ляжем спать, а ты иди на кухню или залезай в ванную и учи!
— Что ты говоришь, Иван! — опять не выдержала мама. — Поучай, наказывай, но не издевайся!
Папа промолчал.
Шлёпают тапочки — из ванной выходит бабушка. Ко лбу прилипли пряди волос, мокрые руки отставлены в стороны.
— Постирать постирала, а высохнет ли до утра? Это же надо додуматься: ковыряться в земле в школьном костюме! Сними рубаху, простирну заодно…
— Я встану пораньше, утюгом досушу. Обормот несчастный… Всей семьёй не можем на него настираться и насушиться, — сказала мама.
Стянул быстрее рубашку. Я мог бы и майку снять: меня уже бросало в пот от этих задачек.
В ванной, слышно, что-то звенит, падает в воду — тёх! тёх!
— О-о, да у него тут настоящая сберегательная касса! — слышится удивлённый голос бабушки.
Идёт быстренько сюда — и прямо к папе.
— Что это такое, Иван? — разжала она кулак перед его носом. На ладони лежала смятая, мокрая пятирублёвка и несколько медяков. — Ты знаешь, я не вмешиваюсь в воспитание. Но если по столько давать ребёнку денег, кто из него вырастет?
Папа поводил глазами с денег на меня, с меня на деньги.
— Откуда они? — В голосе грозные нотки.
— Из кармана выпали у Жени.
— Я у него спрашиваю: где взял деньги?
Я молчал, понурив голову. А что будешь говорить? Разве кого убедишь, что Гаркавый насильно всучил мне эти деньги? Такое у взрослых, наверно, не бывает, чтоб насильно… Отец не поверит. И разве я виноват, что так случилось? Я же не просил у Жени эту десятку. Я даже забыл о ней! Если б сразу вспомнил, то отнёс бы Гаркавому… Зачем, чтоб он расплачивался за… того кота в мешке… Морскую кошку.
— Язык проглотил? — В голосе отца зазвенела сталь.
Что-то с ним сегодня случилось. Никогда раньше таким не был. Может, на работе неприятности? Может, его рационализаторское предложение не приняли?
— Женичек… — пришла к нам мама, — Женик, скажи мне, только по-честному. Ты ведь взял эти деньги из моей сумки, да? Там, кажется, была пятёрка, а теперь нет.
— Не брал… — залился я слезами. Голова у меня болела и трещала.
Пятёрка уже у неё пропала! Сразу — пятёрка… Может, сотня?!
Все молчали, думали, что я пореву немного и что-нибудь скажу. Но не дождались. Папа забегал из угла в угол, натыкаясь на стулья.
— И это… Ни у кого чужого не брал?
Мама боялась даже вымолвить — «украл». А могла бы смело говорить. Если присвоил, то считай, что украл.
Меня начало трясти.
— Я не вмешиваюсь… Но прекратите эти эксперименты! — закричала на них бабушка. — Пусть идёт спать, завтра обо всём расскажет сам… И встанет пораньше, уроки доделает.