— Ну, я бы не стала утверждать столь категорично, чтс я никогда не соглашусь вернуться в Калифорнию.
— Что я слышу, дорогая?
Дженни тихо вязала в уголке. Она никогда не открывала рта, если ей было нечего сказать. Сейчас она отложила вязанье — верный признак.
— Если бы мы перебрались туда, дорогой, то могли бы вступить в клуб «Оукдейл». Там можно купаться в открытом бассейне круглый год. Когда в прошлые выходные я увидела ледок в бассейне в Боулдере, я подумала: как было бы здорово, если мы…
Я остался в Денвере до последней минуты — до второго декабря 1970 года. Мне пришлось занять у Джона три тысячи долларов: цены на компоненты были грабительские; но я предложил ему закладную на мои акции в обеспечение долга. Он подождал, пока я подпишу закладную, порвал её и бросил клочки в мусорную корзинку.
— Вернёшь, когда вернёшься.
— Это будет только через тридцать лет, Джон.
— Так долго?!
Я задумался. Он ни разу не попросил меня рассказать ему всё от начала до конца, с тех пор — шесть месяцев назад — когда заявил, что не верит в главное звено этого рассказа, но что всё равно поручится за меня в клубе, несмотря на это.
Я сказал, что, по моему мнению, пора мне уже рассказать ему всё как есть.
— Разбудим Дженни? Она тоже имеет право знать.
— Ммм… нет. Пусть вздремнёт, пока ты здесь. Разбудим, когда соберёшься уходить. Дженни — человек очень бесхитростный. Она не задаётся вопросами, кто ты и откуда, — ты ей понравился. Если ты считаешь, что ей надо знать всё это, то я расскажу ей, когда она проснётся.
— Ну, как знаешь. — Он выслушал мой рассказ, не перебивая, только подливал в стаканы: мне — имбирного (у меня было основание не пить спиртного), себе — виски на донышке. Когда я добрался до того места, как очутился на склоне горы в окрестностях Боулдера, я остановился. — Вот, — сказал я. — Хотя я упустил из виду один момент. Я потом несколько раз смотрел на то место, куда свалился из будущего. Упал я с высоты не более полуметра. Если бы лабораторию построили — то есть если её построят — чуть углубясь в гору, меня бы похоронило заживо. Вы оба при этом, наверное, тоже погибли бы. А может, и целый город: не представляю, что происходит, когда волны превращаются в массу в той точке, где уже есть другая масса.
Джон молча продолжал курить.
— Ну, — спросил я, — что ты думаешь?
— Дэнни, ты мне тут порассказал кучу вещей о том, каким станет Лос-Анджелес. То есть «Большой Лос-Анджелес». Когда мы увидимся, я скажу тебе, насколько верно ты угадал.
— Верно, не сомневайся. Разве что в мелочах память подвела.