Дверь в лето [с рисунками] (Хайнлайн) - страница 79

Но ведь Доути сказал, что она звонила несколько раз с тех пор, как я вышел из хранилища в декабре. В соответствии со своими правилами хранилище не сообщало ей моего адреса, согласившись только передать, что она звонила.

Ну что ж, ради Доути… «Соедините, пожалуйста».

— Хэлло! Это Дэнни Дэвис? — Экрана в моём офисе не было, и она не могла меня видеть.

— Да. Ваше имя Шульц?

— Ах, Дэнни, милый, как я рада слышать твой голос!

Я не ответил. Она заговорила опять:

— Ты что, не узнал меня?

Узнал. Ещё как узнал… Это была Белла Джентри.

7



Я согласился встретиться с нею.

Первым моим побуждением было послать её ко всем чертям и повесить трубку. Но я давно понял, что мстить глупо. Пита местью не вернёшь, а если отомстить удачно, то и в тюрьму угодить недолго. Да я и не думал про Беллу с Майлсом с тех пор, как перестал их разыскивать.

Но Белла почти наверняка знала, где Рики. Я решил встретиться с нею.

Она хотела, чтобы я пригласил её пообедать. Я решил этого не делать: я не очень внимателен к тонкостям этикета, но еду, трапезу можно делить только с друзьями. Встретиться — пожалуйста, но есть и пить с нею у меня не было никакого желания. Я спросил её адрес и сказал, что приеду вечером.

Это оказалась дешёвая меблирашка в той части города, которая ещё не вошла в Новый План. Квартира была на последнем этаже. Ещё не дойдя до её двери, я понял, что от моих акций проку ей было немного, иначе она бы тут не жила. Я позвонил.

Когда я увидел её лицо, то понял, что месть моя опоздала. Годы и она сама отомстили лучше, чем я сумел бы это сделать.

Если даже поверить тому, что она сама когда-то говорила о своем возрасте, то ей было не меньше пятидесяти пяти. А на самом деле, пожалуй, — ближе к шестидесяти. Если женщина возьмёт на себя труд побеспокоиться о себе, то, благодаря гериатрии и эндокринологии, может выглядеть на тридцать ещё лет тридцать после того, как ей сравняется тридцать. Некоторые звёзды нынешнего завлекино играют роли юных девушек, хотя у них уже внуки.

Белла об этом не позаботилась.

Толстая, оплывшая, с визгливым голосом и манерами котёнка, она, похоже, до сих пор считала своё тело своим главным достоянием: одета она была в неглиже из «стиктайт», что позволяло безошибочно определить в ней существо женского пола, принадлежащее к отряду млекопитающих, перекормленное и страдающее малоподвижностью.

Она же ничего этого, похоже, не замечала. Некогда острый ум потерял чёткость восприятия; осталась только её всепожирающая самоуверенность. С радостным воплем она кинулась мне на шею, и, наверное, поцеловала бы, не вырвись я вовремя из её объятий.