Книжник был одинок. Дочь его жила в далекой северной стране. Каким-то образом приходили от нее письма прямо в компьютер. Их можно было распечатать. И не раз Васенька был свидетелем того, как Книжник перечитывал эти письма, хмурясь и восклицая:
— Коварная! Что она хотела этим сказать?
Он искал в письмах то, что в них не было сказано, то, что и не хотелось говорить, а хотелось, напротив, скрыть. И Васенька понял с ужасом, что и в простом письме от дочери к отцу есть черные, как во сне, провалы. И что заполнять их можно целую жизнь, да так и не заполнить. И что, может быть, лучше их вовсе не замечать.
Утренний Васенька был для утреннего Книжника самым желанным собеседником по той простой причине, что слушал его, и слушал с истинным интересом.
Васенька полюбил задавать Книжнику сложные вопросы, потому что Книжник на эти вопросы отвечал.
К примеру, на вопрос о том, почему Филатыч пожалел Васеньку, Книжник нашел несколько ответов. (А надо сказать, Васенька заметил, что Филатыч далеко не ко всем людям бывал добр, не ко всем снисходителен, иные просьбы — вынести, скажем, лишний раз мусор — легко пропускал мимо ушей.)
— Итак, ответов может быть несколько, — объяснил Книжник. — Первый ответ. Романтический. Вы, — а Книжник называл Васеньку, как, впрочем, всех и каждого, на «вы», — вы напоминаете ему самого себя в юности. Возможно, он был в юности в сходном с вами положении… Ответ два. Даже более романтический. Когда-то был у него действительно племянник. И сирота, и бездомный, и пришел за помощью. Но Филатыч его прогнал. С тех пор мучается. Вами — спасается. Ну и третий. Самый, я думаю, реалистический. Стих нашел. Настроение было. Пожалел. Поверил. Вам, между прочим, легко поверить.
Васенька не побоялся задать Книжнику этот щекотливый вопрос, так как давно догадался, что никто, ни один человек, кроме, пожалуй, изумительно простодушной Феи, не верит в историю о сироте-племяннике.
Спрашивал Васенька и насчет того, почему его тогда терпят, не гонят. Особенно Ворон, которому стоит только глазом посмотреть.
Книжник усмехался. Смеялся. Хохотал сипло. Так, что где-то в полутемном коридорчике дребезжало стекло. Смех был нервный. Васенька к этому смеху не сразу привык.
— Интеллигентные люди, — отсмеявшись, отвечал Книжник. — Неловко им… нам… почему-то вас прогнать. Хотя черт знает, кто вы такой. Вдруг вы шестерых человек зарезали?
— Нет, — пугался Васенька. — Я — нет.
Книжник хохотал.
Иногда, особенно посреди смеха Книжника, находившего на того как удушье, на Васеньку находила вдруг тоска, и хотелось ему оказаться в ту же секунду дома. Как прежде, до монголов.