Она повернула голову в сторону, чтобы он не видел ее лица, прижалась щекой к спинке кресла, нежное горло было напряженно выгнуто, и чуть уловимо проходила по нему судорога, как от затрудненного глотания или позыва на тошноту.
— Не понимаю, — сказал Андрей. — Неужели вам не нравилось? — проговорил он насильно нейтральным голосом. — За вашим столом крупно веселились. И вы, Таня, обращали на себя внимание.
Качалка перестала скрипеть. Таня недоверчиво обернула голову к Андрею, ее ноги в тесных джинсах были по-детски вытянуты на подножник кресла, и он увидел за краями джинсов вязаные шерстяные носки, комнатные шлепанцы, откровенно, по-домашнему не скрывающие ее болезнь, ее слабость. Но гриппозный голос Тани был сердит:
— Вот этой глупости как раз и не хватало! Обращала внимание, прости меня, Боже! — Она обтерла платочком испарину на лбу, брезгливо съежила переносицу. — Вы видели дурочку, дурочку и еще раз дурочку! Я бездарно играла принцессу на сцене ресторана. По совету Виктора Викторовича. Он хотел, чтобы я очаровала итальянца. Он так и сказал: «Очаруйте его, восходит ваша звезда».
— И вы очаровали, я — свидетель, — против воли иронически сказал Андрей. — Очаровали не только итальянца. Женщины от зависти роняли в рюмки злые слезы, мужчины косили глазами, как совы. Не знаю, что происходило с официантами — бросали ли они в воздух салфетки или тарелки — не видел, но могло быть. Вы были, Таня, чудесны!
«Что я говорю? — опомнился Андрей, видя, как влажно затуманились глаза Тани. — Глупец! За что я ее могу упрекать? Проклятой иронией скрываю ревность. Чертов Отелло!..»
— Я наговорил ерунды, не знаю почему — дернуло и потянуло в другую сторону. Фрейдовские оговорки. Ради Бога, простите. По газетной привычке нафантазировал, наболтал, как трехкопеечный кухонный умник. Простите, ради Бога…
— Вы правы.
— Я прав? В чем?
Танины глаза раздвигались все шире, наполняясь искристым влажным блеском. Она смотрела в лицо Андрея, нисколько не веря в его неуклюжую поправку, но уголки ее губ все же пробовали как бы с благодарностью улыбнуться и не заканчивали улыбку.
— Да нет, — сказала она насильственно бодро. — Вы ни в чем не виноваты. — Таня свесила руку с зажатым платочком через подлокотник, отвернулась, пряча лицо. — Вы просто воспитанный молодой человек, — заговорила она и не то засмеялась, не то всхлипнула. — Вы просто жалеете меня и громоздите комплименты…
— Я воспитанный молодой человек? Но, увы, меня никто не воспитывал. Мама рано умерла, отец женился, деду было некогда. Не догадывался, что я воспитанный. Вспыльчивый — да, могу броситься в драку, наделать черт знает что, если меня заденут. В общем: по расхожему понятию — не мальчик-паинька… — Андрей запнулся: его снова понесло в сторону, и, спасая себя, он спросил: — Скажите, Таня, почему в ресторане вы разговаривали на «ты»? Понимаю: ваше вольнолюбие перешло в милое вам беззаконие. Так? А почему сейчас мы вновь перешли на «вы»? Отвечу за вас почти цитатой: новое редко бывает хорошим, потому что хорошее недолго остается новым. Вот видите, какой я воспитанный и образованный!