— Ох вы, шекспировский могильщик! — захохотал Демидов. — Ишь как! А мне позвольте доложить вам, уважаемый мистер Твистер, что киношный «хеппи-энд» в жизни не бывает! Не тратьте наивных надежд на поцелуи победы! Ваши штаты утверждают во всем мире свою власть, похожую на жестокость сутенера! Какое это к дьяволу демократическое государство, да еще богоизбранное! Вот вам: Ирак, Босния, Россия — везде, где кровь и грабеж, там ваш американский запах! Лопнете, треснете, как воздушный шарик, — дай-то Бог, поскорее! Лопнете с большой вонью — под аплодисменты всего мира и останетесь вне памяти! Почему? Да потому что изгадили весь мир, и мир вас люто ненавидит! Погибнет Россия, погибнет и Америка, да и вся Европа дружно загниет, как червивый банан! Вы талдычите про панихиду по России, а это панихида по Америке!
— Нет, вздор! — воскликнул мистер Хейт, весь заостряясь. — У русских остался талант художественный, но… но нету таланта воли, силы… нету сил у русских времен упадка… Русский характер деградировал…
— Да я вижу, вы диспутант, а не овечка от искусства! — загремел Демидов. — Ну, давайте, давайте всласть поругаемся, выясним наши милейшие отношения, без дипломатического слюнтяйства. Для этого у нас был министр иностранных дел Козырев, который обмазал слюнями весь Запад и всю Америку! Образцовый слуга народа! Так что же? Русские деградировали, потеряли волю, силу и прочее? А ну-ка, попробуем, мистер Хейт, сначала старым запорожским способом, а? Подержи-ка, Вася, ценные вещи…
Демидов сунул оторопевшему Василию Ильичу бутылку и рюмку и с бесовской задиристостью, шевеля бровями, начал засучивать правый рукав куртки, обнажая совсем не стариковские бицепсы, по-молодому, пожалуй, даже хвастливо поиграл ими, и Андрей, зная непредсказуемость деда, подумал: «Ну, дедулю понесло. Что же он сейчас отчебучит? Переиначить он себя не может и не хочет».
— Егорушка, оставь мистера в покое, не пугай ты иностранцев молодечеством! — взмолился Василий Ильич, неудобно прижимая бутылку к груди. — А то, понимаешь, создаешь международный скандал.
— Не надо это, — жалобным шепотом выдохнул Игорь Григорьевич. — Господи, пронеси…
— Если пронесет, примите закрепительное. Лучше — камфара-рубини, — посоветовал Демидов.
И по-медвежьи двинулся к столу с закусками, где разом замерли, перестали жевать, сказал чрезмерно успокоительно: «Минутный антракт, господа», — после чего раздвинул вправо и влево тарелки и рюмки, протер освобожденное место салфеткой, прочно поставил локоть на край стола и глянул на мистера Хейта мерцающими веселым вызовом глазами.