Бермудский треугольник (Бондарев) - страница 88

— Чьи стихи ты читал?

— Николая Доризо. Да, хочу спросить. Как твое сотрясение, прошло? Ребра срослись, в порядке?

— Иногда болит голова, но в общем-то — сносно. Прошло три года.

— Вот вспоминаю сейчас: когда «Альфа» вывела нас из Белого дома и скомандовала «Разбегайся!», я рванул к первому жилому дому — спрятаться от омоновцев. Не тут-то было. Ни в одну квартиру не пустили, даже не отозвались, любимые соотечественники. Только из одной на мой лепет впустить какой-то дядек закричал: «Я за Сталина, но у меня семья!» Выбежал я из подъезда во двор вроде скверика, а там шуруют омоновцы, кого-то обыскивают, кого-то лупят. Залез, как кабан, в кусты, сижу и слышу — сверху кто-то с балкона орет: «Вот он, гадина, в кустах, берите его!» Кулаки омоновцев запомнил на всю жизнь и голос этого склизняка, соотечественника… но, Андриканян, не будем рыдать, а посмеемся! — перебил себя Христофоров и засмеялся. — Хочешь поучительную сценку? Вообрази: остановка троллейбуса, посадка, толпа. Троллейбус, как и полагается в славном отечестве, рванул с места, и некий толстяк не удержался в стоячем положении и непристойно ляпнулся на колени женщине. Она взвизгивает: «Надо на ногах держаться, господин! Я вам не жена! Развратник!» Толстяк пыхтит, кряхтит, пот градом, вцепился в стойку обеими руками и только багровеет: угодило же на глазах православного народа обширной попой врезаться в чужие колени. Между тем троллейбус подходит к очередной остановке. Женщина оскорблено встает, а толстяк с облегчением устраивается на ее место. Но перед остановкой наш чудный родной троллейбус, как и следует ожидать, лихачески тормозит, и женщина, не удержавшись, с размаху взгромождается на колени толстяка. Теперь он весь в крике и негодовании: «Надо на ногах держаться, развратница!» Далее — треугольные глаза, запускаются в оборот «хулиган», «дурак», «идиот», «от идиотки слышу» и прочие лексические красоты. Дарю тебе московскую сценку с натуры, пригодится для статьи. Но вот серьезно ответь: где истина, где правда, где справедливость бедного человечества, когда дергает и качает землю? — Христофоров значительно выделил эту фразу и поднял бокал: — Выпьем, чтоб не дергало и не качало. А я вот еле удержался на ногах, до некоторого времени почитая любовь как религию.

— Что у тебя произошло с женой? — спросил Андрей.

— В целом-то — хохот в кармане! Что быстро делается, то быстро разваливается. Как было, хочешь знать? Я увидел ее, вылупил глазенапы, ошалел, обалдел, подумал:

«Моя золотая мечта» — и с выключенным сознанием потащил ее регистрироваться, уговаривая, как полоумный: