— Ленка, мужчины есть кто? — выдыхает тетя Соня. — Скорей, помогите мне… Ну, скорей же!..
Выбегает мама. Втроем мы затаскиваем в комнату то, что показалось мне в сумерках мешком. Это человек. Девушка лет восемнадцати. Глаза ее плотно сомкнуты, руки безжизненно повисли.
— Соня, кто это?
— Ой, не спрашивайте, потом расскажу! Есть у нас горячая вода?
Тетя Соня и мама кладут девушку к нам на кушетку, я наливаю стакан кипятку из термоса, и мы, все вместе, стараемся влить ей в рот глоточек воды, массируем лицо, руки. Наконец девушка приоткрывает веки, опушенные заиндевевшими ресницами, — в комнате такой холод, что иней не тает…
Через два часа наша гостья уже может полулежать, опершись на подушки.
Мы предлагаем ей поесть: в ответ она заливается слезами, потом с дикой поспешностью проглатывает хлеб и блюдечко пшенной каши. Больше ничего у нас нет…
Девушка засыпает, укрытая пледом, а тетя Соня рассказывает:
— Я в подъезд уже завернула — и спотыкаюсь о что-то. Наклонилась, — в подъезде темно, не видать ничего толком. Гляжу — лежит, вот она. Застылая вся, ноги торчат, худые… Я сердце послушала. Стучит! Редко только очень, но стучит… Нет, думаю, нельзя так девку оставлять, помрет, замерзнет окончательно… Ну, взвалила ее себе на плечи, поволокла. А у самой — все дрожит внутри, сердце прямо останавливается, пятый этаж ведь, не шутка…
— Да что ж ты нас не позвала, — удивляется мама. — Сбегала бы наверх!
— Сбегала бы! А где у меня силы — два раза на пятый бегать? Я и так думала — не добреду…
Два дня девушку ни о чем не спрашивали. Она отлежалась, подкормилась чуть-чуть — и все молчала, только глазами поводила. Наконец, заговорила сама.
Зовут ее Галя. В дом, где жила Галина семья, попала бомба. Мать, сестренка, брат — погибли. Самой Гали не было — она ходила куда-то. Узнав страшную правду, потеряла сознание прямо на улице. Когда очнулась, карточек в кармане уже не было… Скиталась по подъездам, к знакомым идти не решалась — побоялась, что не приютят без карточек. Типичная блокадная трагедия…
Мама сняла с кушетки подушки, валик и составила из них нечто вроде лежанки. Лежанку расположили в центре, между двумя нашими отсеками, у камина. Тетя Соня постелила Гале чистую простыню — последнюю, извлеченную со дна чемодана. Папа достал свое драповое демисезонное пальто и предложил Гале в качестве одеяла.
Потом мы долго пили горячий чай без заварки и без сахара. То есть просто кипяток, но нам приятнее было называть его чаем.
— Ничего, — сказала мама. — Как-нибудь перезимуем. Вместе веселее будет.