Он позвонил ей из апельсиново-лимонного парка, куда неосознанно направился, с той самой низкой скамеечки, при свете дня выглядевшей более темной.
Эвелин ответила сразу, как будто сидела рядом с телефоном и даже держала на трубке руку.
— Эвелин…
Ричарду хотелось назвать ее по-другому, даже не Эви и не Малыш, а каким-нибудь более ласковым, более душевным словом. За время разлуки у него их скопилось множество. Но ему помешала глупая скованность, потому он и обратился к ней так официально.
— Да? — ответила она довольно строго.
Ричард сглотнул. От волнения мысли в его голове скрутились в спираль, а ладонь, в которой он держал трубку, повлажнела. Это был его последний шанс. Следовало подобрать самые нужные, самые главные слова, чтобы убедить Эвелин встретиться с ним, выслушать его, и, осознавая это, он страшно нервничал.
Разумеется, она обиделась на него. Но общаться с ним не отказалась, значит, не все еще было потеряно.
— Малыш… — пробормотал Ричард, внезапно решая, что особых слов ему не стоит выдумывать, что чуткая, человечная Эви, которая называла себя взбалмошной и вредной и, может, порой именно такой и была, в любом случае все поймет правильно. — Извини, что я уехал тогда, не простившись с тобой, не поговорив.
— Ты звонишь только для того, чтобы попросить прощения? — спросила Эвелин сдержанно.
— Д-да… — ответил Ричард, теряясь.
— Я прощаю тебя. Ни о чем не волнуйся, — сказала Эвелин таким тоном, словно разговор был уже окончен.
— То есть нет! — выпалил Ричард. — Точнее… Малыш, я звоню для того, чтобы попросить тебя со мной встретиться. Нам надо серьезно поговорить.
— О чем? — спросила Эвелин уже гораздо мягче.
— Очень о многом, — произнес Ричард серьезно.
Всем его существом вдруг завладело желание сейчас же рассказать Эви и о примирении с родственниками, и о семейных новостях, и обо всем, что он успел проанализировать и переосмыслить за последние две недели. А главное — о том глубоком, невообразимо прекрасном чувстве, которое она зародила в его сердце. Но он ограничился лишь кратким:
— Это очень важно.
Эвелин не торопилась отвечать.
Вдруг у нее слишком много других дел и она не может сказать сразу, когда ей удобно со мной встретиться? — подумал Ричард. Или же боится, что и на этот раз дело закончится постелью, а наутро я вновь исчезну, оставив ее зализывать новые раны в полном одиночестве?
— Эви, милая моя, — ласково, умоляюще заговорил он. — Клянусь, я не обижу тебя. Если пожелаешь, даже пальцем к тебе не притронусь. Сама реши, где нам встретиться. Хочешь, в каком-нибудь людном месте, в ресторане или в парке. Для меня это не имеет значения.