— Поглядите-ка на этого алкаша! — хохотал водитель грузовика.
— Я отдыхаю, сукин сын.
— Что ты сказал?!
Альберт не ответил. Что ему с того, что этот детина заберет женщину с собой?
— Ну-ка, пойдем со мной, — настаивал дальнобойщик, хватая ее за руку.
— Оставь меня в покое! — кричала она.
Она взглянула на Альберта со странной смесью презрения и сочувствия. Она была шлюхой. Нет, она не верила, что он, как странствующий рыцарь, бросится ее защищать. Но что-то в его взгляде подсказывало ей, что Альберт отличается от тех типов, которые вечно ошиваются в этом притоне. Очевидно, она ошибалась. Дальнобойщик разошелся: он пнул стул, на котором сидела проститутка. Женщина потеряла равновесие и под взрыв дружного хохота рухнула на пол, увлекая за собой Альберта. Пошатываясь, он поднялся на ноги. На его лице застыла странная улыбка. Ни боль, ни унижение не имели для него никакого значения. По чистой случайности под рукой оказался бильярдный кий. Священник схватил его и со всего размаху обрушил на голову дальнобойщика. Тот не успел увернуться. Из раны брызнула кровь. Его товарищ прыгнул на Альберта и ударил его кулаком в лицо. Альберт снова упал на землю и откатился к стене.
В этот миг в бостонском приюте Дочерей Милосердия Дэниел внезапно очнулся от послеобеденного сна в своей комнате. Он был один. Дверь в его комнату заперли. Ему стало трудно дышать. Слюна почти полностью забила воспаленную трахею. Он не смог бы закричать, даже если бы захотел. Но ему не хотелось ни кричать, ни сопротивляться.
Водители грузовика так сильно избили Альберта, что все — от официантки бара до проститутки — бросились на его защиту, рискуя попасть под раздачу. Казалось, водители убьют его. В конце концов они вышвырнули Клоистера на улицу с залитым кровью лицом и множеством побоев.
Шел дождь. Лежа по пояс в луже на асфальте парковки, Альберт повернул голову и взглянул на небо. Полная луна светила сквозь пелену черных туч чистым холодным светом. Клоистер не сделал усилия, чтобы подняться. Его одежда пропиталась водой и кровью. Лицо и ребра ужасно болели. Ему оставался всего один шаг до смерти. Какой смысл продлевать агонию? Еще год, десять, двадцать. Пусть даже столетие или тысячелетие, а потом… Потом вечное осуждение. Чего еще ждать? И тогда он увидел ее…
Маленькая девочка с вьющимися грязными волосами, одетая в поношенный костюмчик, шагнула на шоссе. К ней стремительно приближались желтые фары грузовика, но девочка их не видела, она даже не смотрела в их сторону. Что она делает здесь в такой поздний час, одна? Чем это все закончится? Ее собьет грузовик, и она тоже погрузится в пучину зла. Рано или поздно это случится. Какая разница когда или где?