— Нет! — закричала она в телефон. Потом, к своему стыду, разразилась слезами. — Пожалуйста, оставьте меня в покое. Прошу вас. Я не хочу вас больше слышать.
Но, даже зарывшись лицом в подушку, она слышала его. Она слышала его, нащупывая телефон, чтобы положить трубку. И даже когда та замолчала, голос незнакомца продолжал звучать в ее голове. Шантел свернулась калачиком и дала волю слезам.
Квин смотрел в окно, когда зазвонил телефон. Выругавшись, он бросился к нему, надеясь поднять трубку до того, как звонок разбудит Шантел, но, когда он ее снял, там уже звучал шепот. На мгновение что-то показалось ему знакомым — манера говорить, акцент? Он попытался сосредоточиться, не вдумываясь в смысл слов и стараясь не замечать страха в голосе Шантел, но, когда он услышал ее мольбу, а потом и плач, его губы сжались в твердую линию. Он слышал, как она положила трубку и всхлипывания мужчины перед тем, как он отключился.
Бросив трубку, Квин, сжал кулаки и засунул руки в карман. Он упустил что-то очень важное, потому что его спокойствие и объективность тут же испарились, как только Шантел начала плакать.
Эта женщина лишала его твердости. Подобного нельзя было допускать. Ни в коем случае. Надо оставить ее в покое. Ей самой хочется, чтобы он от нее отстал, подумал он. Она не захочет его видеть после того, как потеряла над собой контроль. Женщины вроде Шантел проливают слезы, когда их никто не видит. И даже если она захочет найти себе утешителя, он, Квин, будет последним человеком, к которому она обратится. Борясь с попеременно накрывающими его волнами ярости и беспомощности, он подошел к окну.
В ее голосе звучал неподдельный страх.
Ее нельзя оставлять одну. Особенно сейчас, подумал он, тихонько постукивая кулаком по подоконнику. Она может думать, что ей хочется побыть одной, но сейчас ей нужна его поддержка. И он надеялся, что сообразит, что сказать, как поступить, когда он придет к ней.
Через жалюзи на ее окне просачивались полосы лунного света. Они превращали все предметы в комнате в серебро. Он тихонько вошел, надеясь, что она снова уснула и что он только посмотрит, все ли в порядке, и, может, немного посидит рядом, пока она будет спать. Если бы она знала, как ему хочется быть с ней, охранять ее, беречь ее, черт возьми! Может быть, тогда она не стала бы прогонять его?
Ни с одной женщиной он не обращался с такой осторожностью. Потому что, вынужден был он признаться самому себе, ни одна женщина не значила для него столько, сколько она. А Шантел значила для него очень много.
Она не спала. Подходя к кровати, он услышал ее сдавленные рыдания. Он замер на месте, потрясенный этим тихим звуком, выражением беспомощности. Он помнил, как взрывается граната и ее осколки разлетаются во все стороны. Он помнил ужасный грохот ружейной стрельбы и тот незабываемый свист, который издает пуля, перед тем как впивается в человеческую плоть. Но от этих звуков он никогда не терялся так, как от тихих всхлипываний Шантел.