. Политическое обособление акций и движений, возникших на этой «до-политической» почве, назревает и происходит уже во вторую очередь как побочное следствие возможных конфронтации; но эти обособления мы никогда не обнаружим у их истоков как пункт программы, проекта или как начальный стимул.
Это опять-таки было подтверждено 1968 годом в Чехословакии: коммунистические политики, которые тогда пытались провести реформу системы, не предложили своей программы. Их внезапное решение было вызвано не мистическим озарением свыше, к этому их вынудило длительное и все усиливающееся давление из сфер, которые не имели ничего общего с политикой в традиционном смысле слова. Собственно говоря, они попытались разрешить политически общественные противоречия (как, например, противоречие между интенциями системы и интенциями жизни), которые люди годами ежедневно испытывали на себе, на которые все более открыто реагировали самые различные социальные слои и которые годами, вызывая живой резонанс во всем обществе, с самых разных позиций анализировали ученые и творческие деятели; решения этих противоречий требовали и студенты.
Своим возникновением Хартия-77 доказывает и то особое политическое значение нравственного аспекта, о котором я говорил. Ведь без этого сильного чувства солидарности самых широких группировок вообще невозможно представить возникновение Хартии-77, так же как невозможно представить это без внезапного прозрения, что далее уже нельзя выжидать и что необходимо сообща и во всеуслышание сказать правду, не думая о последствиях, которые это вызовет, и забыв об эфемерности надежды, что такой поступок в обозримом будущем принесет какой-то ощутимый результат. «...Есть вещи,ради которых стоит терпеть...», — написал Ян Паточка незадолго до своей смерти. Думаю, что для хартистов это не только завещание, но и самый убедительный аргумент в пользу того, почему они делают именно то, что делают.
При взгляде со стороны — прежде всего с позиций системы и ее государственной структуры — выступление Хартии-77 воспринимается как неожиданность, кажется, что оно свалилось с небес. С неба оно, естественно, не свалилось, но это впечатление понятно: процессы, которые к нему привели, протекали в «скрытой сфере», в том полумраке, где почти невозможно что-либо фиксировать и анализировать. Предвидеть возникновение этого движения было так же трудно, как сегодня — предположить, к чему оно приведет. Вот он, тот самый шок, характерный для момента, когда что-либо из «скрытой сферы» внезапно пробьет окаменевшую поверхность «жизни во лжи». Чем более погружен человек в мир «иллюзий», тем сильнее ею изумление, когда нечто подобное произойдет.