— О боги! Вот муж, которого погубят женщины! — со смехом добавил Секст Помпей.
— Зато он проживет такую жизнь, — возразила Скрибония, — как ни один из нас, возьмет у нее все радости и наслаждения. А кому нужна слава после смерти? Только безумцам!
— Неужели ты одобряешь образ жизни Антония? — нахмурился Секст, взглянув на Скрибонию.
— Не одобряю, а любуюсь умением его жить. Впрочем, не нам осуждать его…
Секст покачал головою.
— Непристало жене забывать нравственные качества, переданные нам предками. Честность, добродетель и скромность украшают человека. Назови же мне, Скрибония, хотя бы одно хорошее качество Антония, и я признаю, что ты права. Честность? Ее нет у него. Добродетель? Он не слыхал такого слова. Что же касается скромности, то ее у него не больше, чем у субуррской волчицы. Но, может быть, ты ошиблась именем? Говоря об Антонии, имела в виду Лепида? Пусть так. Кто такой Лепид? Триумвир и верховный жрец. Он бездарен, как полководец, упрям, как осел, напорист, как бык; он эпикуреец и не гнушается… Не буду повторять грязных сплетен… Лепид снисходителен — и к жене и к себе.
Все засмеялись.
Скрибония, сославшись на головную боль, оставила ложе. Секст и Лициния молча смотрели, как бледные завитые рабы-мальчики надевали ей на ноги башмаки. Вскоре стали расходиться гости: первый ушел пират Менас, покачиваясь от выпитого вина и таща за собой легата, который упирался. Менас хохотал во все горло.
Поднялись с ложа и военные трибуны.
Секст взглянул на Лицинию.
— Скажи, что ты думаешь о моей жене? — тихо вымолвил он.
Лициния смутилась.
— Вождь, зачем спрашиваешь? Она — твоя супруга;
этим все сказано.
— Нет, скажи, умоляю тебя… Ты и я…
Она испугалась, что Секст скажет лишнее, и, схватив его за руку, заглянула ему в глаза.
— Молчи… Я скажу… Тебе нужна иная жена… что я говорю? О боги! Я пьяна… Не гневайся, вождь, за мои дерзкие речи.
Секст задумчиво смотрел на нее.
— Нет, я не ошибся, Лициния! Я хочу сказать тебе, что ты…
Она опять схватила его за руку.
— Вождь, поговорим завтра… Не сегодня… Я устала с дороги и пьяна… Вождь, прошу тебя — оставь меня… я сама дойду…
Секст хлопнул в ладоши и приказал вошедшей невольнице проводить госпожу в спальню.
Не заботясь о волнениях, происходивших в Риме, Антоний путешествовал по Сирии.
Он въезжал в Тарс на колеснице, запряженной львом и тигром. Он сидел в одежде Диониса, с венком на голове и, слушая рычание зверей, скучал, пресытившись приветствиями, которыми встречали его всюду.
— Славься, бог наш! — кричали толпы народа, окружая колесницу. — Слава Дионису, вечному богу! Слава, слава!..