— Нет, она не может.
Макгилл устремил на Шамана скрюченный, покрытый мехом палец с острым когтем на конце.
— Тогда ты меня научишь.
Шаман покачал головой:
— Этому искусству вообще научить нельзя. Ты либо умеешь это делать, либо нет. Ты живешь в Стране достаточно долго и должен бы знать, что ты умеешь. Если не научился овладевать людьми, значит, никогда не сможешь.
Элли чувствовала, как Макгилл раскаляется от гнева, словно доменная печь.
— Ясно.
Нет, не печь, подумала она, а магма, кипящая в центре Земли.
— Он лжет! — крикнула Элли. — Он хочет победить тебя и хочет, чтобы ты доверял ему. Он предаст тебя, только отвернись! Я тебе все время помогала. Кому ты поверишь, ему или мне?
Макгилл посмотрел на нее, потом на Шамана. Шаман был слева от него, Элли — справа.
— Кому стоит верить? — снова спросила Элли.
Макгилл снова посмотрел на нее, потом повернулся к Молотилке и другим членам команды, стоявшим у него за спиной.
— Загоните его назад в бочку, забейте крышку гвоздями и сбросьте за борт.
— Что? — заорал Шаман.
— В Стране затерянных душ есть место только для одного чудовища, — проревел Макгилл.
Шаман воздел руки к небу, и предметы снова поднялись в воздух. Но, хотя он был могущественным колдуном, прежде всего он был маленьким мальчиком, и помочь ему было некому. Как он ни пытался бомбардировать матросов всем, что попадалось под руку, они схватили его и посадили назад в бочку.
— Ты будешь наказан! — вопил Шаман. — Ты будешь страдать, я найду способ расправиться с тобой!
Но вскоре ничего, кроме сердитого бульканья жидкости в бочке, уже не было слышно. Молотилка накрыл ее крышкой и забил гвоздями. Вместе со Сморчком они схватились за край бочки и опрокинули ее. Упав за борт, она мгновенно пошла ко дну, даже всплеска не последовало. Ей предстоял путь к центру Земли. Так Шаман встретил свою судьбу.
Когда бочка исчезла из вида, Элли почувствовала, как облегчение струится сквозь нее, словно струи теплого живительного дождя.
— Итак, — сказала она, — раз с этим покончено, можно возвращаться к седьмому уроку. Нет — ничего не говори. Начни прямо сейчас. Я знаю, ты можешь.
Макгилл ничего и не говорил. Он протянул клешню, и матрос подал ему кисть, пропитанную черной краской.
— Что ты делаешь? — спросила Элли.
— То, что нужно было сделать в тот момент, когда ты оказалась на борту, — сказал Макгилл и намалевал номер 0001 на ее блузке.
— В колокольную камеру ее!
Макгилл не чувствовал себя таким сильным уже давно. Он забыл, как это приятно.
Гнев!
Пусть он наполняет его до краев. Пусть танцует, как пожар. Гнев за всю ее ложь, за то, что позволил чувствам замутнить восприятие реальности. Столько гнева, сколько нужно, чтобы сделать его бессердечным, лишенным чувств, неуязвимым. Чтобы рана в сердце после предательства этой девчонки зажила как можно скорее. Она сделала из него посмешище, но теперь с этим покончено.