— С собакой пошли. След взяла. И на проезжей части дороги потеряла. Видно, уехал. А вот куда — не знает никто.
— А почему именно Цыпа? Кто слышал его? — не верилось Горилле.
— Черт его знает! Одному, даже троим охраникам не поверили бы, что они отчетливо слышали голос расстрелянного. Ну не мог Сова один сразу на два голоса говорить!
— Липа какая-то! Что свихнуться мог в одиночке — в то, как мама родная, верю. Но другое — ерунда.
— Я тебя предупредить хотел. Ты в тайге один часто. С оглядкой работай. Осторожно. Не ровен час, объявится бандит, что с него взять, с малахольного?
— Вам же спокойней будет, гражданин начальник, — усмехнулся Горилла.
— Зачем бы приходил к тебе, если б так было? Сделал бы вид, что не знаю ничего. И все. Привыкли мы к тебе. Все. Это точно. Вначале не верилось. Присматривались. А теперь своим стал. Для всех. И со мной когда-нибудь наладится, — выдал заветное участковый и продолжил: — Мне на моем участке никаких приключений не надо. С тобой — тоже. Живи человеком…
— А с Тестем что? — напомнил Гришка.
— Этого по болезни отпустили. Вовсе развалиной стал. Умирать отпустили на волю. Рак у него. Где-то в заднице завелся. Недолго жить осталось мужику. Говорят, в больнице с ним измучились. Что съест, тут же наружу вылетает без задержки. И сам удержать не может. Как в сквозную трубу. Он, бедолага, совсем высох. И откуда свалилось на него это горе? Уже в зоне началось… Так и пропадет теперь. Никому не нужным, — вздохнул участковый.
А Гришке вспомнилось письмо Тестя фартовым Трудового. В нем он приказывал, распоряжался его судьбой. Велел, коль не останется фартовым, пришить его.
— Может, уже тогда болел, гад. А все еще кого-то под примус брал. Грозился. Хозяином себя считал. Оно, видишь, своей заднице не хозяин. Даже она слушаться отказалась. А туда же — в бугры. Забыл закон… Слабаков в буграх не держат!
— Уехал он, говорят. На материк. Видно, не решился остаться здесь. Знал: пусть плохая смерть, но своя. А тут было кому ускорить, — усмехнулся Дегтярев.
— Сова слинял. Классно нарисовался сдвинутым. Видать, все знал, рассчитал. Чего ж по дури не остался? — словно самому себе сказал Горилла.
— Может, в момент просвета. У всех сумасшедших просветы иногда бывают. Даже врачи подтвердили. Но Сова — точно. Своих кентов не узнавал. Живых. Чтоб проверить его, к нему в камеру фартового поселили. Тот на второй день попросился от Совы. Но не убрали. Не поверили. А фартовый еще через день пригрозил, что размажет Сову. И впрямь едва не утворил такое.
Хоть раньше они друг друга знали. Даже в одной «малине» работали.