Шмель скрипел зубами. Политические взяли верх. И мало того, перестали считаться с фартовыми.
— Ну и хрен с ними. Мы сегодня отдохнем. Пусть они и за нас повкалывают. Кто же на голодную требуху пашет? — осклабился бугор.
— Чего развалились? А ну, живо на работу! Иль особые? — просунулось в палатку лицо охранника.
— Не жравши не пашем! — отозвались из угла палатки.
— Чего?! Бунтовать вздумали, симулировать? Я вам зараз устрою! — пообещал охранник и исчез.
Через несколько минут в палатку влетели охранники. Молча, яростно выкидывали фартовых наружу пинками, кулаками.
Там, за палаткой, скомандовали лечь. Лицом в грязный снег, на мокрые проталины.
Три часа держали их под прицелом, не давая не только перевернуться, даже пошевелиться. Караулили всякое дыхание, каждый взгляд, оброненное слово.
Митрич, готовивший обед своей бригаде, изумленно наблюдал, как старший охраны воспитывал законников.
— Бегом! — слышалась его команда, и воры мчались на сопку, потом скатывались вниз.
— Ложись! — рявкал старший.
И валились блатные в распадок через головы друг друга, телом в воду, снег, грязь.
— Встать! Бегом! — ухало эхо. И топот ног слышался далеко, в каждом уголке тайги.
— Ложи-и-сь! — ухало в лапах елей. И застывала тишина в голых ветках испуганных берез.
— Бего-ом марш!
Задыхались фартовые. На лбах, лицах, плечах и спинах пот с грязью налипли. Брюки коробом стоят.
Ноги от усталости в узлы сплетались. По спинам реки пота, в груди жар — дышать нечем. «Пить!» — хватали пересохшими губами грязную воду.
Бежать сколько можно? Да и от кого, куда? До воли далеко. Дожить бы… А от охраны не сбежишь. У нее оружие. Быстрее молнии настигнет. И тогда уж никуда бежать не надо. Появится в уголовном деле последняя запись: убит при попытке к побегу. Кто докажет обратное?
— Бегом! Пошевеливайся!
Но куда бежать, впереди — никакого просвета. Одна тайга, — глухая, злобная. Она не хаза, в которой можно спрятаться, дух перевести. В ней сейчас все на виду. Как на ладони. И честь, и бесчестье воров.
— Ложись! — впиваются в тело корни, сучки, колючая аралия и шиповник. Пеньки переламывают живот. Колени от этого лиха в кровь сбиты.
— Вста-ать! Бегом!
Ноги перестали слушаться. Упал фартовый со стоном. Не мог дальше бежать. Лучше умереть, пусть пристрелят, нет больше сил.
Приклад ружья больно ударил по спине. Мужик взвыл, но не встает. И вдруг удар страшенной силы по пяткам. Обжег до макушки. Ворюга не встал — вскочил. Глаза на лоб от боли. Дышать нечем. А ему в самое ухо:
— Бегом! Марш!
И снова зайцами через кусты, пни, коряги и завалы. Через тайгу, так похожую теперь на судьбу фартовую. В ней кое-где подснежники. Фартовые их не видели, не замечали. Такому испытанию их подвергли впервые.