Вон бульдозерист заломил чью-то ногу за ухо; одолел, на радости, сдурев, орал:
— Я тебя, козел, заставлю через уши сраться!
Сучкорубы дружно, словно на деляне один ствол, отделывали налетчиков. В угол зажали. Тем не развернуться, не выкрутиться.
А на проходе, у самых дверей, мокрушника толпа приморила. Кто-то печень-почки отбивал, другие — глаза выбить норовили. Упасть — и то некуда. Руки завернули. Кто-то в пах въехал с лихостью. А вот и «солнышко» кулак достал. Зубы давно выбиты, выплюнуть не дают. Голову на осколки крошили.
А худого, что в Дарью камень кинул, с комфортом на шкон- ке трамбовали. Уши оторвали. Нос — больше рожи. Вся физиономия в лепешку расквашена. Руки выкручены. Ребра ногами ломали. Кто-то на животе в сапогах гулял. Перед глазами — кулаки и радуга огней.
Даже старого сявку не пощадили. Всего искромсали в клочья. Кому нужно интересоваться, виноват иль нет? Живешь, дышишь с фартовыми — значит, виноват. Голубятника, решившего выскользнуть в выбитое окно, кто-то за ноги приловил и — об стену, держа за ноги…
— Козлы паскудные! Пидеры вонючие, сачки мокрожопые! — слышалось со всех сторон.
Сотня фартовых отбивалась, как могла, до последнего. Ни звука, ни слова о пощаде никто не обронил. Работяг впятеро больше…
Они долго терпели обиды от фартовых Налоги и зуботычины, унижения и оскорбления, откровенный грабеж. Вот и кончилось терпение. Переполнилась чаша. Нужна была последняя капля. Ею стала Дашка. И теперь — не помирить, не угомонить, не остудить вскипевшей разом злобы. Она помутила разум и рассудок. Из придавленной униженной серости, которой помыкали фартовые на каждом шагу, выплеснулось достоинство, гордость, личности, мужики.
Кто сказал о правилах в драке? Они соблюдаются обоюдно. А если тому предшествовали годы терпения, о каких правилах можно говорить? Запрещенные приемы? А кто их запрещал? Врезается нога в пах фартовому, который обещал трамбовку за припрятанную от налога пачку папирос.
Раздирали ноги, выламывали руки. Кто жив, тот дрался, защищался либо нападал.
Лопнувшее терпение всегда срывает кулак. Фартовые не ожидали такой развязки. Они не тронули бы Дашку, не заметь она их драки. Знали о ней — она донесет участковому. Вот и хотели прогнать, припугнуть. И попали в нее. Теперь приходится отдуваться за все разом.
В бараке пахло кровью, разлитой парашей. Грохот драки не стихал. И вдруг, как гром, автоматная очередь поверху, в дверях — милиция…
Все разом стихло. Застигнутые на месте работяги еще не успели остыть. На лицах многих — синяки, кровь, ссадины. Порванная одежда. В глазах злоба не улеглась, кипела ключом.