Ваня заинтересованно уселся рядом и стал упрашивать рассказать ещё что-нибудь эдакое, небывалое, из моих «фэнтэзи». При этом глаза его горели как у собаки Баскервилей. Я замялся, вспомнив наказ Равви. Но табу действовало на реальность, Иван же жаждал сказок в стиле спилберговских высот. Я вновь ощутил ностальгию, если не по широкому экрану, то хотя бы по своему видавшему виды домашнему «самсунгу» и пиратскому видео… Я перевёл взгляд с полного напряжённого ожидания лица моего спутника на видневшиеся вдалеке коричнево-серые сопки в шапках раннего тумана.
– Что тебе сочинить, человече? В одном большом-пребольшом городе, где дома выше тех гор, небо похоже на промокашку, а реки такие грязные, что в них давно передохло всё живое, жил-был один парень ровно тридцать лет и один год. Обыкновенно жил, как все. Ел, спал, работал, с красивыми девочками встречался, футбол по ящику смотрел, любил пиво, не думал о завтрашнем дне. Вообще ни о чём не думал, и нормально жил, пока сдуру не купил билет на самолёт в далёкую страну… Ты знаешь, что такое самолёт? Не знаешь. Ты многого не знаешь. Но у меня язык не поворачивается назвать тебя тёмным, потому что я сам не смыслю многого, что известно тебе…
Солнце снизилось, побагровело и поползло к горам, оставляя за собой ярко-розовую борозду. Обжигающий суховей сменился прохладным вечерним ветром пустыни. Не помню, что я плёл, и сколько прошло времени. Иоанн сидел рядом с выпученными глазами и приоткрытым ртом, ловя каждое слово и, время от времени, что-то чирикал острой палочкой на очередном мятом куске шуршащего пергамента.
– Закат-то какой красный, аж жуть…
– Что? – вздрогнул Иоанн. Он всё ещё пребывал в странном фантастическом мире, нарисованном мною. Пробормотал: – А, ну да, закат… Это на жару. Как ты интересно придумал…
Я вдруг понял, что слишком разболтался и испугался этого. Но к моим опасениям прибавилось новое доселе неизведанное чувство: удовлетворения от удавшегося рассказа. Впервые в жизни меня по-настоящему слушали, не в баре за кружкой пива – пару анекдотов на закуску. Меня воспринимали всерьёз. Я был интересен. Это было ново, необычайно, это щекотало и будоражило.
Наверху раздался шорох. Я лишь успел подумать, кто это может быть, какая хищная зверюга и замереть, приготовившись к худшему, как услыхал:
А, вот вы где! – Пётр спрыгнул к нам откуда-то сверху, песок засыпал пергамент. – Чем занимаетесь?
– Как слон, – недовольно буркнул я, отряхиваясь: песок угодил мне за шиворот, но Петр оставил моё недовольство без внимания. Скосился в Ванины каракули, напряг лоб и по слогам процитировал: