Милко притворил за собой окно анатомического музея, снял ботинки и в одних носках крадучись пошел между стеклянными витринами. Прошел мимо шкафов с системой пищеварения и остановился возле огромной пары ног, заспиртованных в большом баллоне. Света едва хватало, чтобы двигаться. Не стоит стрелять здесь, еще разобьешь что-нибудь, и все разольется. Он поднял воротник, прикрываясь от сквозняка, дувшего ему сзади в шею. Потом потихоньку высунул нос из-за угла в коридор, глядя прямо вперед и стараясь, чтобы ухо не слишком высовывалось.
У Ганнибала, нависшего над планшетом, широко раздулись ноздри, и свет лампы красным огоньком отразился в его глазах.
Глядя в конец коридора и сквозь дверь лаборатории, Милко видел спину Ганнибала, работающего с трупом и держащего в руке большой шприц с контрастной жидкостью. Стрелять отсюда было далековато, а толстый глушитель закрывал мушку пистолета. Только бы его не спугнуть, а то гоняйся потом за ним, сшибая по пути мебель и все прочее. Господь один ведает, что тут может на тебя вылиться, какая-нибудь мерзкая жидкость…
Милко собрался с духом, как обычно делают люди перед тем, как убить.
Ганнибал исчез из виду, и Милко видел только его руку на планшете, рисующую, рисующую, что-то стирающую.
Внезапно Ганнибал положил карандаш, вышел в коридор и включил свет. Милко отскочил назад в музей, но потом свет погас. Милко выглянул из-за дверного косяка. Ганнибал работал с укрытым простыней телом.
Милко услышал звук секционной пилы. Когда он выглянул снова, Ганнибала видно не было. Снова рисует. Ну и хрен с ним. Надо просто войти и застрелить его. И еще сказать, чтобы передал привет Дортлиху, когда попадет в ад. Снова по коридору, длинными шагами, в одних носках, неслышно по каменному полу, все время следя за рукой, рисующей на планшете. Милко поднял пистолет, шагнул сквозь дверь и увидел руку и рукав, лабораторный халат, свернутый на стуле, — а где же он сам?! — и тут Ганнибал приблизился к нему сзади и всадил иглу наполненного спиртом шприца Милко в шею, подхватив его, когда ноги под ним подломились, а глаза закатились, и опустил его на пол.
Первым делом все привести в порядок. Ганнибал положил отрезанную от трупа руку на место и прикрепил ее несколькими быстрыми стежками за кожу. «Извините меня, — сказал он. — Я добавлю слова благодарности к вашему письму».
* * *
Весь как в огне, кашляя, чувствуя на лице ледяной холод, Милко пришел в сознание. Комната вертелась перед глазами, потом немного успокоилась. Он стал облизывать губы и отплевываться. По лицу текла вода.