Наслаждение и боль (Делински) - страница 41

— Могу себе представить.

— Так вот представь, а потом умножь на десять.

— Но разве, когда Аманда на время отказывается от попыток зачатия, секс не становится лучше?

— По идее, мог бы стать. Только вот начинается разлад… — Грэм в замешательстве замолчал. — Мне не стоило тебе об этом рассказывать.

— О чем? О том, что твой брак несовершенен? А чей, ты думаешь, совершенен?

— Твой.

— Ты серьезно? Я тебе никогда не говорил, что Джорджия собиралась меня бросить?

— Не может быть.

— Это было еще до того, как мы здесь поселились. Я не слишком преуспевал на работе и был собой недоволен. Свое недовольство я срывал на ней, был угрюм, излишне требователен, язвителен. Она бросилась в объятия своего бывшего школьного возлюбленного и заявила, что в нем есть все то, чего лишен я.

— Она так и сказала?

— Да. При этом она сказала, что любит меня и хочет сохранить наш брак. Это было как предупредительный звонок. И я взял себя в руки.

— Тебя не беспокоит, чем она занимается в разъездах?

— Ты про мужчин? Нет. Я ей верю.

Грэму хотелось спросить, взаимно ли это доверие, не беспокоится ли Джорджия относительно того, чем он занимается без нее. Он подумал о Гретхен, но здравый смысл подсказал Грэму, что этой темы лучше не касаться.

Расс сказал:

— Каждый брак подвергается испытаниям. Всегда надо определить, что в нем главное. Джорджия каждый раз говорит об этом: определить главное.


Что же для него главное? — думал Грэм. Секс, Аманда, дети и работа. Не обязательно именно в таком порядке.

А в каком?

Аманда на первом месте. Без нее ничего не выходило. Ему хотелось заниматься с Амандой сексом. Ему хотелось иметь детей от Аманды. Разумеется, он и без Аманды мог бы планировать участки, проектировать атриумы торговых центров. Но какой в этом смысл? Что делать с деньгами, если не тратить их на Аманду и детей?

Когда она вернулась домой после долгого дня в школе и еще более долгого вечера в похоронном зале, Грэм заварил для нее чай и приготовил ванну. Аманда уснула, едва положив голову на подушку, и он прижал ее к себе — с огромным удовольствием. Впервые за несколько недель его не сердила ее бесстрастность. Впервые он был рад просто быть рядом с ней — и не важно, знала она об этом или нет.


Проснувшись в объятиях Грэма, Аманда решила: он спит рядом, чтобы избавиться от угрызений совести. Но тут же поймала себя на том, что рассуждает, как ее мать.

Отгоняя прочь эти мысли, она выскользнула из постели, пока Грэм еще спал, и поставила печься бисквит в подарок его матери. Сварила свежий кофе, положила на стол воскресную газету. К тому времени, когда Грэм проснулся, она уже направлялась в душ, а затем снова в школу.