— Вы довольно бессердечно относитесь к своей внучке, профессор! Ей все время приходится расплачиваться за то, что она — дочь своего отца.
— Покорнейше прошу без нравоучений! Я их не желаю! — с раздражением крикнул Гельмрейх, но тотчас сдержался и продолжал уже мягче. — Неужели вы уже уходите? Я хотел прочесть вам одно место из последней главы.
— Потом… если позволите. Мне надо поговорить с Эльзой.
— О чем это? — проворчал профессор. — Пожалуй, опять о режиме, который изобрел для меня этот Бертрам? Не переношу я этого человека, вечно считающего себя правым.
Лотарь ничего не ответил и направился к двери, коротко проговорив:
— До свиданья!
Гельмрейх взял перо и принялся за просмотр рукописи, лежавшей перед ним на столе.
Эльза сидела в гостиной у окна с работой. Лотарь остановился на пороге и с минуту смотрел на нее. Сегодня, в пасмурный, дождливый день, здесь было еще темнее и неуютнее, чем обычно; единственным светлым пятном была белокурая головка девушки, склоненная над работой.
— Сидите, сидите, Эльза! — сказал Зоннек, быстро подходя, потому что она собиралась встать. — Мне надо поговорить с вами о серьезных вещах. Вы согласны выслушать меня?
Эльза взглянула на него с удивлением; она не привыкла, чтобы с ней о чем-нибудь говорили, а еще менее привыкла к тому, чтобы ее спрашивали, хочет ли она слушать. Но она не выразила ни малейшего любопытства, а только утвердительно наклонила голову и молча стала ждать объяснения.
Однако прошло несколько секунд, прежде чем Зоннек заговорил. Человек, изъездивший полмира и имевший дело с самыми разнообразными и самыми высокопоставленными людьми, здесь странно робел; он не знал, как приступить к разговору. Яркая краска на его лице, неуверенный звук голоса выдавали с трудом сдерживаемое волнение, когда он, наконец, начал:
— Ваш дедушка очень плохо чувствует себя в последнее время, и вам достается от этого, не правда ли? Надо помнить, что он болен, а больной человек невольно мучит окружающих, даже тех, кого любит.
— Дедушка не любит меня, — жестко сказала молодая девушка.
— Эльза!
— Нет, он никогда не любил меня, и тогда не любил, когда я приехала к нему маленьким ребенком, а мой отец…
Она вдруг замолчала и сжала губы, точно последнее слово нечаянно сорвалось у нее с языка.
— Продолжайте же, — сказал Зоннек после некоторой паузы.
Девушка молчала и низко наклонилась над работой.
— Вы начали говорить о своем отце, Эльза. Вы помните его?
— Нет. Иногда мне кажется, что я вижу перед собой его лицо, но точно сквозь туман, и, когда я стараюсь рассмотреть его, оно окончательно расплывается. Мне не позволяли говорить о папе и расспрашивать о нем; дедушка всегда бранил меня и наказывал за это.