— Кажется, мы соотечественники? Входя, я слышал, что вы говорили по-немецки. Позвольте представиться — доктор Бертрам.
— Эльрих, — представился и тот, вежливо вставая.
В ту же минуту в руках доктора очутился стул; он подставил его учтивому господину и ухватился за спинку освободившегося рядом с Зельмой стула, вежливо говоря:
— Не беспокойтесь, прошу вас! Вы уступаете мне место? Вы очень любезны! — и он уселся рядом с Зельмой с чрезвычайно довольной физиономией.
Эльрих опустился на подставленный стул с довольно озадаченным видом. Ульрика с яростью искоса посмотрела на нахала и злобно заметила:
— Я думала, что вы уже давно на своем пароходе. Удивительна ваша должность, раз она позволяет вам целые недели рыскать по Египту!
Бертрам с меланхолической миной вздохнул.
— Я вынужден был взять отпуск совершенно против воли; я болен.
Зельма испуганно взглянула на него. К счастью, вид доктора не внушал никаких опасений, так что Эльрих невольно выразил удивление.
— Однако на вид вы — само здоровье.
— У меня болезнь сердца. Об этом нельзя судить по виду, но все-таки это очень опасно, особенно если болезнь развивается так, как у меня. Но вы не ответили мне на вопрос о своем здоровье, сударыня? Позвольте мне воспользоваться привилегией врача.
Он взял руку молодой женщины и стал считать пульс.
— Наш врач — Вальтер, — резко запротестовала Ульрика, но Бертрам невозмутимо продолжал свои докторские наблюдения.
— Я знаю, но коллега Вальтер, когда узнал, что я еду в Луксор, поручил свою пациентку мне. Я обещал подробно написать ему. Не правда ли, вы мне доверяете? — спросил он Зельму, все еще добросовестно щупая пульс и при этом находя нужным внимательно вглядываться в глаза пациентки.
Зельма снова вспыхнула, но терпеливо разрешала манипуляции доктора, за что золовка наградила ее уничтожающим взглядом, после чего заметила Бертраму:
— Доверять вам! Вы не умеете вылечить собственное сердце, а беретесь лечить других? Впрочем, врачи все таковы. Все-то они знают и понимают, сыплют красноречивыми фразами, а вылечить никого не могут.
Однако грубость не помогла. Доктор приветливо кивнул головой и добродушно сказал:
— Что же делать, каковы есть! К сожалению, человечество нуждается в нас при всем нашем невежестве. Вы — оригиналка, и я с каждым днем все больше радуюсь, что познакомился с вами; встретить такое прямодушие в наш век церемоний и лицемерия так же приятно, как дохнуть свежим воздухом. Вы согласны со мной, господин Эльрих?
Последний чувствовал себя очень неловко. Он не понимал, в чем дело, но видел, что его почтенная соотечественница имеет некоторое сходство с пороховой бочкой, готовой взорваться. Стараясь по возможности предотвратить взрыв, он ответил: