Стоя на улице возле церкви и глядя, как поток людей спускается по ступеням на залитую теплым осенним солнышком площадь, он вдруг заметил Кэсси Бэрнс с ребенком на руках. Рядом стояли ее муж и двое старших детей.
Когда муж Кэсси подошел к пастору, а она направилась к машине, Джон двинулся к ней. Посадив на плечи четырехлетнего Этана, Джон зашагал рядом с Кэсси.
— Ты видела тут Лили? — спросил он, хотя маленький всадник вцепился в его подбородок обеими руками.
Она бросила на Джона внимательный взгляд.
— А то как же!
— Лили говорила мне, что ты взялась за ее дело. И как успехи?
— Если тебе это нужно для газеты, то у меня нет комментариев.
— Я спрашиваю как друг.
— Друг Лили?
— Да.
Кэсси остановилась и, просверлив его взглядом, пошла дальше.
— Могу ответить, что успехов пока нет. В пятницу я послала еще один факс в редакцию с напоминанием, что у них есть еще неделя, а потом мы подадим иск. Неделя истекает завтра.
— Полагаешь, они согласятся?
— А ты? — осведомилась Кэсси. — Ты ведь лучше меня знаешь эту породу людей.
— Они предпочтут, чтобы вы возбудили судебный процесс, и будут настаивать на своем — ведь у них есть пленка.
— Лили мне говорила. Это и хорошо, и плохо.
— Она не знала, что ее записывают.
— Это как раз плюс, — сказала Кэсси, когда они дошли до машины. — Ведь такие действия противозаконны.
Она усадила ребенка на заднее сиденье автомобиля. Сняв Этона с плеч, Джон передал его матери. Когда же третий ребенок самостоятельно взобрался на сиденье, Кэсси повернулась к Джону:
— Неприятное дело. Даже если бы Лили не была моим клиентом, я бы сочувствовала ей. Я помню Лили еще с детских лет. Она и тогда страдала.
— Из-за заикания? — спросил Джон. В прошлый вечер Лили ни разу не заикнулась. Ему хотелось верить, что ей с ним хорошо.
— Из-за Майды, — сказала Кэсси. Они стояли далеко от всех, так что никто не мог их подслушать, но все же она понизила голос. — Знаешь, у меня тоже были похожие проблемы. Почти у каждой девчонки так случается. Мы с мамой очень трудно переживали мои отроческие годы. Но я помню, что благодарила судьбу, и не раз, за то, что Майда — не моя мать.
— Неужели она была так плоха?
Кэсси сделала страшные глаза.
— Настоящая тиранша. Требовала, чтобы все плясали под ее дудку.
— Почему?
— Точно не знаю. Я только слышала, как отзывалась о ней моя мать.
— И что же она говорила?
— Что Майда с тех пор, как приехала сюда и вышла за Джорджа, вела себя именно так.
— Неужели до рождения Лили она действительно была безупречна?
— Во всяком случае, она культивировала этот имидж. Но кто знает правду?