— Я не знаю, какого сорта гаитянин твой жених. На его месте я был бы за. Получить благословение Эрзули-Фредды-Тукан-Дагомин и одновременно архиепископа Порто-Пренса — это же шик!
— Ну, тогда, посаженый батюшка, дай я тебя поцелую!
После этого целомудренного поцелуя Тете велела мне повернуть налево. Поехали по проселку, каменистому, с выбоинами. Примерно через километр дорога кончилась у группки домов среди манговых и хлебных деревьев. Между домами росли также олеандры, гибискусы, мальва, розы. Не успели мы вылезти, как нам навстречу устремилась женщина хотя и в возрасте, но плотная и еще сохранившая свои формы. Она обняла и расцеловала Тете с совершенно неподдельным восторгом.
— Андреа Шекспир.
— Андре Деврие. Очень рад познакомиться с вами.
Она пригласила нас в дом под соломенной крышей, окруженный просторной верандой, которая держалась на размалеванных яркими красками столбах. Внутри была большая и довольно светлая комната с двумя алтарными возвышениями в глубине, в нижней части которых чернели сводчатые ниши. Стены были разукрашены и увешаны всякой всячиной: радугами, змеями, черными крестами, изображениями католических святых, вырезанными из журналов, птицами, бабочками, цветами, ракушками самых разнообразных оттенков. На алтарях были разложены и расставлены ритуальные предметы: погремушки, бутылочки из-под ликеров, черный цилиндр, пара костылей, барабанные палочки, кувшины, банки с маслом, в которых весело плавали подожженные куски ваты. С потолка свисали лампочки-лампады, обрамленные цветным стеклом.
Едва мы все трое подошли к одному из алтарей, чтобы сосредоточиться и помолчать, как в комнату вошло совершенно сказочное существо.
— Представляю вам, — громко произнесла Шекспир, — царицу безумной любви Эрзули-Фредду-Тукан-Дагомин.
Божество кивнуло и то ли улыбнулось, то ли усмехнулось. Мы тоже поклонились богине. У нее было таинственное и нежное личико ангела. На ней было подвенечное платье, туго стянутое в талии, а дымчатая вуаль была усыпана желтыми цветами. На груди блестела золотая брошь. С ушей свисали длиннющие серьги, а на указательный палец правой руки были нанизаны три кольца. Обаяние этой экстравагантной личности удивительно гармонировало с мягкостью апрельского воскресенья.
Эрзули взяла с алтаря чашку, наполненную пеплом, погрузила туда палец и принялась рисовать на полу знак своей профессии, какую она имела в сонме специализированных богов: сердце, окруженное волнистой линией и пронзенное двумя параллельными стрелами. Затем она поцеловала рисунок и приказала нам двоим сделать то же самое.