Территорию комбината покрывал тонкий известковый слой. От этого постройки и цеха казались заиндевелыми. Я медленно прошел мимо проходной, резервуара и мастерской. Я чувствовал себя неуютно, не зная, чего ждать и где искать. Всякий раз, оказываясь здесь, я понимал, насколько же комбинат огромен. В детстве нас никогда сюда не пускали, хотя тут работал наш отец. Это был для нас запретный мир.
Тогда я каждое утро просыпался от заводского скрежета и гула. Теперь здесь было тихо, и я мог слышать собственное дыхание. По долине сползала полупрозрачная пелена дождя. А за забором жил город, шумел машинами, ударами молотков, детским плачем и жужжанием электрической газонокосилки. Я подумал, что комбинат — это город в городе, со своими зданиями, улочками и узкоколейной железной дорогой. Все это было теперь заброшено, точно после войны или природного катаклизма. Комбинат был мертвым городом внутри города умирающего.
Я прошел мимо цианамидной фабрики к плавильному цеху, где работал мой отец. Огромный цех, черный от копоти. Я помнил слова отца о пространстве в плавильне. Чувствуешь себя маленьким. Ничтожным. Не способным управлять этими силами. Энергией, массой, теплом. Но в этом, говорил он, есть своя прелесть. Счастье заключалось в «своем месте». Как только ты вставал на «свое место», ты становился хозяином.
Я ходил вокруг большой печи, окруженной узкоколейкой с тиглями. Солнечные лучи, прорывавшиеся сквозь крышу, вдруг погасли. Я подумал, что над заводом — тучи. И еще подумал, что мы с отцом — из разных городов. Его город — здесь, внутри моего. Сейчас жизнь покинула все эти здания. В комнате оператора висел, покосившись, календарь с видами Одды. На столе по-прежнему стояли кофейные чашки. На полке лежали две каски. На полу валялся журнал о машинах. Плакат с призывом к первомайской демонстрации.
Начался дождь. Капли падали на крышу и стекали между балками. На мгновение стало совсем светло, а через несколько секунд послышался грохот. Я считал секунды между вспышками молний и раскатами грома. Интересно, правду ли говорят, что в маленьких городках сволочи похожи на героев. В маленьком городе никогда нельзя быть уверенным. Ты думаешь, что что-то знаешь, а оказывается, что не знаешь ничего.
Возможно, отец прав, возможно — нет. И все эти теории о сговоре могли возникнуть у него от горечи пережитого. Но говорил он очень уверенно. Возможно, люди продолжали приходить сюда по ночам, по винтику растаскивая завод, как в последнюю неразрешенную смену. Возможно, это было такое крупное воровство, что даже могло сойти с рук. И даже узнай о нем в полиции или Крипосе, расследовать эту аферу кажется невозможным. Пара месяцев — и дело закроют.